Запятнанная репутация (СИ)

Раздался жалобный вскрик: должно быть, Филч начал с одного из младшеклассников. По залу пронесся ропот. Снейп всем своим существом ощутил, как напряженная тишина, воцарившаяся в толпе, звенит от волнения, и волнение это, растущее с каждым свистом розги, порождает в душе Снейпа еще большее беспокойство. Сам того не желая, он поднял глаза. Волна стыда, отторжения и какого-то неправильного, болезненного любопытства, которое всегда его пугало, поднялась в нем и подступила к горлу. Снейп почувствовал, что лицо его пылает. Ему пришли на ум мерзкие, пошлые слова из засаленной книжонки, которую кто-то из его одноклассников притащил однажды в общую спальню: «романтика наказания», «трепещущая плоть»… Розга перед его лицом опустилась в последний, шестой раз. Снейп увидел, как мальчишка вздрагивает, сучит ногами, а на его маленьких покрасневших ягодицах вздувается еще одна багровая полоса — и сам он, Снейп, тоже содрогнулся, усилием воли заставив себя отвести взгляд. Сердце его колотилось. В школе Северуса пороли не так уж часто — по крайней мере, куда реже, чем других — но сейчас, против собственной воли слушая тихие вскрики, вздохи и нежные, точно женские, стоны второго мальчишки, Снейп вновь испытал то, что испытывал тогда: обжигающую резкую боль и отчаянный, до слез, стыд, заглушающий все прочие чувства.

— Не оставляй юноши без наказания, — удовлетворенно изрек Филч, переходя к следующему провинившемуся. — Если накажешь его розгою, он не умрет; ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней, — те же слова, цитата из притчей Соломона, были начертаны на медной табличке, висевшей над столом Филча в его кабинете. Снейп явственно вспомнил, как его тьютор, оценив прилежание Северуса и не найдя ни одного проступка, всё же многозначительно указывал ему на эту злосчастную строку из Писания.

Вдруг Снейп ощутил на себе пристальный взгляд. Узнав его, — не разумом, а горьким опытом памяти — Снейп внутренне сжался, но все-таки нашел в себе силы прямо взглянуть в лицо того, кто с таким усердием его рассматривал.

— Мистер Северус Снейп! — воскликнул Филч, растянув безгубый рот в жутковатом подобии улыбки. — Вот так да! Вот так сюрприз! Обрадовали, обрадовали вы нас, молодой человек, своим визитом, что и говорить. Ну-ка, закончи дело, — обратился он к префекту. — Десять ударов тому и пятнадцать — этому. Да гляди, не церемонься с ними! Как говорится, пожалеешь розгу — испортишь ребенка, хе-хе.

Всучив префекту розги, Филч, довольно потирая руки, подошел к Снейпу и, еще раз осклабившись (Снейп заметил, что гнилых кривых зубов во рту у Филча стало еще меньше), повел гостя в свой кабинет.

— Сейчас чайку заварим, — приговаривал он, отпирая дверь. — Давеча прислали для школы отменный чай, а миссис Норрис не будь дурой отсыпала мне чуток. А что? Нечего этим маленьким бездельникам чаевничать, чай не устали! А нам в самый раз чайком побаловаться. Верно я говорю? — Филч заговорщицки подмигнул Снейпу, а тому вдруг стало противно, как будто он сам вместе с Филчем и школьной экономкой миссис Норрис воровал у воспитанников этот чай. — Бедные мои старые кости… Видал, как я проучил сегодня этих негодников? И такие хлопоты каждый день, каждый Божий день! Никакого уважения, никакого благоговения перед старшими! Все норовят нашкодить да улизнуть от наказания, а между тем истинно сказано: «Глупость привязалась к сердцу юноши, но исправительная розга удалит ее от него». Ты садись, располагайся, — Филч прикрыл за Снейпом дверь и указал ему на побитое молью кресло, а сам принялся возиться с какими-то жестяными коробочками, погнутыми ложечками и оббитыми чайными чашками. — Помнишь, как ты, бывало, сидел прямо вот тут, на этом самом месте, пока я проверял свои записи? — Филч кивнул на ящики для документов, на каждом из которых были наклеены по алфавиту таблички с фамилиями провинившихся учеников. — И твое имечко здесь было, да-да, и твое… — Филч захихикал с каким-то омерзительным умилением. — А как ты старался быть прилежным, не в пример другим; как боялся наказания, аж дрожал весь как заячий хвост! Ан нет, и для тебя у меня находилась парочка розог, хе-хе… Теперь ты респектабельный человек, джентльмен с безупречной репутацией, и всё благодаря кому? А? Кому, я спрашиваю? — всё еще усмехаясь, он подал Снейпу чашку с мутной водой, которую без зазрения совести называл «превосходным чаем». — Благодаря мне, Аргусу Филчу! И моей розге, хе-хе-хе… Ибо кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его, — так говорится в притчах Соломоновых, — вдруг исполнившись почтительности к Священному Писанию, Филч поднял палец и, состроив набожную мину, замолчал.