Записано на костях. Тайны, оставшиеся после нас

Первая проблема возникла на стойке регистрации в аэропорту, где меня уведомили, что мадам разрешается взять с собой на борт только одно место ручной клади – второе придется сдать в багаж. В ответ я предъявила письмо на итальянском. Лицо женщины за стойкой посерело, и она, не сказав больше ни слова, протянула мне посадочный талон. Теперь надо было пройти досмотр. Я не могла поставить мои пакеты на ленту сканера: только представьте, какой шок испытал бы сотрудник аэропорта, смотрящий на экран. Пришлось отвести его в сторону и снова показать письмо. Мужчина стал такого же серого цвета и провел меня через боковые воротца, минуя сканер.

Уже в самолете симпатичная английская стюардесса снова сказала мне, что я должна сдать один пакет в багаж. Я протянула ей письмо на английском и объяснила, что не могу этого сделать, потому что должна следить за неприкосновенностью улики. Она не посерела, но стала вести себя куда официальнее. Стюардесса пересадила меня в почти пустой салон бизнес-класса, что, как мне сначала показалось, было большой любезностью с ее стороны. Однако дальше я поняла, что меня просто изолировали от других пассажиров. Я не то что не получила особого обслуживания – весь полет меня игнорировали, как могли. Даже стакана воды не предложили. Совершенно точно экипаж счел меня персоной нон-грата, чуть ли не заразной. Никакого теплого прощания при высадке в Хитроу, скорее, у меня за спиной раздался облегченный вздох.

Следующий вопрос возник с таможенным оформлением: декларировать мой груз или нет? Поскольку меня воспитывали как законопослушную шотландскую девочку пресвитерианку, я решила заполнить декларацию. При моем приближении скучающий охранник, задравший ноги на стол, поглядел на меня поверх очков и спросил, везу ли я содержимое двух дизайнерских пакетов «для собственных нужд». Прочитав письмо на английском, он выругался сквозь зубы и постарался поскорей вывести меня из зала. До этого момента я проделала весь путь от Вероны до Хитроу, и никто ни разу не просканировал и не досмотрел мой необычный багаж. Не могу себе представить, чтобы такое случилось в наши дни. По крайней мере, я очень надеюсь.

Пришло время лететь в Шотландию. Я во второй раз встала в очередь на досмотр, сжимая английское письмо в руках. Служащий сказал мне, что не станет проводить мой багаж через сканер, но должен все-таки в него заглянуть. Наконец-то! Кто-то собрался его проверить. Но тут он начал вытаскивать пластиковые ведра из пакетов, и я поняла, что сейчас их откроют прямо тут, на столе, на виду у других пассажиров с чемоданами. Пришлось его остановить и посоветовать пройти в какое-нибудь укромное место, желательно с кондиционером. Это были головы, а не черепа, и на них сохранились фрагменты разлагающихся тканей, влажные и очень пахучие, возможно, и с личинками. До сих пор его лицо сохраняло свой обычный здоровый цвет, но внезапно оно начало зеленеть. Он по-быстрому переговорил с начальником и отправил меня в зал отлета, так и не заглянув в мой багаж.

Когда следующая стюардесса прочла мое английское письмо, она издала тяжкий вздох, воздела руки к небу и отправила меня в хвост самолета, где меня опять игнорировали весь полет. Даже отгороди они меня колючей проволокой или дай в руки колокольчик и заставь кричать «проказа!», мой статус парии не был бы столь очевиден. Людей стали пересаживать на свободные места впереди, лишь бы не оставлять рядом со мной.

В Глазго мы сняли с черепов остатки плоти, сфотографировали их с разных углов и сделали трехмерное сканирование. Ракурс ориентировали так, чтобы он совпадал с позами на фотографиях, предоставленных итальянской полицией.

Оба черепа принадлежали женщинам, примерно одного возраста, и по этим характеристикам идентифицировать их мы не могли. Биляне и Блаженке на момент исчезновения было около 24 лет. Первый череп, который мы исследовали, анатомически не совпадал с фото Биляны, но подходил для Блаженки, и наоборот. Убедившись, что черепа подходят к лицам, мы отправили результаты исследования в Верону. Карабинеры попросили нас держать информацию в секрете до суда. Несколько недель спустя они подтвердили, что смогли получить образцы ДНК у родственников обеих девушек, что наши заключения подтвердились и что теперь останки официально опознаны.

Поскольку личность девушек удалось установить, технически мое присутствие на суде над Стеванином не требовалось, но прокурор не хотел упустить возможность придать процессу максимальную огласку и устроить небольшой спектакль с участием иностранного эксперта, применившего метод, способный привлечь внимание прессы. Да и черепа надо было вернуть в Италию. Издержки должен был оплатить суд, а не полиция, поэтому карабинеры тоже активно поддержали это предложение.