— День двадцать седьмой. Войско на марше было атаковано конными отрядами яхуд. 127 раненных и 42 погибших. Все отряды яхуд уничтожены. У убитых яхуд отличная экипировка — кожаные панцири с железными бляхами, полукруглые шлемы, очень тугие луки из рога. Кони их в целом хуже наших, но сыты и сбрую имеют довольно прихотливую. Мы прошли через город, который на языке яхуд зовется Бетэл. Город предан огню, добыча невелика. Мало питьевой воды. Посланы особые отряды фуражиров к источникам воды. Жара стоит как в Бавэле, ночью становится прохладно. Войско преследуют стаи птиц, криком своим будящих спящих воинов. Что-то странное творится с людьми. Сегодня мне показали группу солдат тяжелой пехоты, родом из Арама. Они отказываются идти дальше. Они говорят, что бог Яхуд простер над нами свою десницу и с пальцев его капает наша кровь. Вздор! Их повесят на рассвете следующего дня. Мятеж должен быть подавлен. У местных оливок странный терпкий вкус, после которого еда кажется пресной. Местный козий сыр горчит немного, но приятен. В лесах множество диких кабанов — яхуд, по странным своим суевериям, не едят мяса этих животных. Города малы, но аккуратно построены, во многих домах бассеины для омовения! Удивительно видеть, что этот непонятный народ цивилизован…
— Донесение лазутчиков: «Мы ночью подошли к стенам Урусалима. Город воистину неприступен. Стена высока до сотни локтей в высоту, башни крепки, имеют многоугольную форму, из их бойниц хорошо простреливается из луков местность на 300 локтей от стен. Стены окружает ров. На стенах через каждые 50–60 локтей — баллисты, меньшие размером, нежели наши, дальность полета их снарядов неизвестна. Вокруг города совершенно нет воды. Окрестные городки разорены, и жители их ушли в Урусалим. С восточной стороны нет смысла атаковать стену, хотя можно расставить артиллерию на холме, что против восточных ворот. Южная стена кажется ниже остальных (около 50 локтей в высоту), но там больше баллист. Стража сменяется 4 раза днем, 5 раз ночью. Город, несомненно, готов к долгой осаде, простым приступом взять его невозможно. Подкоп труден для исполнения из-за необычайно каменистой земли».
Отступление первое: царь праведный
Он был необычным мальчиком, Хизкиягу. Слабый телом, он родился таким крошечным, что повитуха сказала: «Нет ему жизни». Мать, еще багровая от усилий, заплакала горько, глядя на курчавые волосики младенца: «Господи, Боже наш, Царь Вселенной, даруй мальчику жизнь! Дай ему силы и разум, дабы был он под стать отцам своим, пусть подобен будет Ицхаку, человеку слабому телом, но сильному духом, с которым ты говорил и поставил его над сыном рабыни!». Малыш иногда тихонько похныкивал, но грудь брал и сосал с удовольствием. Он был обрезан — как и все его сверстники — на 8 день своей жизни и вступил в Брит Авраам. Его нарекли Хизкиягу, что значило «Укрепил меня Господь». Мальчишка был высоколобый с умными черными глазами. Он поздно научился ходить, и рано — читать. В три года он уже знал все 22 буквы, а в 5 лет читал Тору Моше и внимал учителям, говорившим с ним о праотцах его — Аврааме, Ицхаке и Йакове, о том, как Моше Рабейну говорил с Господом лицом к лицу, о шофтим и первых царях Израиля. Каждый камень Йерушалаима был знаком мальчишке по книгам — вот здесь Давид тайком наблюдал за моющейся в Кидронских водах Бат-Шевой, а тут был заложен фундамент Храма, который и поныне высится над Ерушалаимом, а тот водоем вырыл царь Шломо для того, чтобы поить своих коней.