Записки

Положение его есть следующее: он вошел в землю нашу с тремя стами тысяч человек, из которых главная часть состоит из разных наций людей, служащих и повинующихся ему не от усердия, не для защиты своих отечеств, но от, постыдного страха и робости. Половина сей разнородной армии его истреблена частию храбрыми нашими войсками, частию побегами, болезнями и голодной смертию. С остальными он пришел в Москву. Без сомнения смелое, или лучше сказать дерзкое стремление его в самую грудь России и даже в самую древнейшую Столицу удовлетворяет его честолюбию, и подает ему повод тщеславиться и величаться; но конец венчает дело. Не в ту сторону зашел он, где один смелый шаг поражает всех ужасом и преклоняет к стопам его и войски и народ. Россия не привыкла покорствовать, не потерпит порабощения, не предаст законов своих, веры, свободы, имущества. Она с последнею в груди каплей крови станет защищать их. Всеобщее повсюду видимое усердие и ревность в охотном и добровольном против врага ополчении свидетельствует ясно, сколь крепко и непоколебимо Отечество наше, ограждаемое бодрым духом верных ее сынов. И так да не унывает никто, и в такое ли время унывать можно, когда все состояния Государственные дышут мужеством и твердостию? Когда неприятель с остатком отчасу более исчезающих войск своих, удаленный от земли своей, находится посреди многочисленного народа, окружен армиями нашими, из которых одна стоит против него, а другие три стараются пресекать ему возвратный путь и не допускать к нему никаких новых сил? Когда Гишпания не только свергла с себя иго его, но и угрожает ему впадением в его земли? Когда большая часть изнуренной и расхищенной от него Европы, служа по неволе ему, смотрит и ожидает с нетерпением минуты, в которую бы могла вырваться из под власти его тяжкой и нестерпимой? Когда собственная земля его не видит конца проливаемой ею для славолюбия своей и чужой крови? — При столь бедственном состоянии всего рода человеческого не прославится ли тот народ, который перенеся все неизбежные с войною разорения, наконец терпеливостию и мужеством своим достигнет до того, что не токмо приобретет сам себе прочное и ненарушимое спокойствие, но и другим Державам доставит оное, и даже тем самым, которые против воли своей с ним воюют? — Приятно и свойственно доброму народу за зло воздавать добром.

Боже Всемогущий! обрати милосердыя очи Твои на молящуюся Тебе с коленопреклонением Российскую Церковь. Даруй поборающему по правде верному народу Твоему бодрость духа и терпение. Сими да восторжествует он над врагом своим, да преодолеет его, и спасая себя, спасет свободу и независимость Царей и Царств".

Содержание этого обращения (его можно условно назвать "манифестом о сдаче Москвы", поскольку по сути своей он и был таковым) настолько говорит само за себя, что не нуждается в подробном комментарии. Оно снимает всевозможные измышления о непреодолимых противоречиях во взаимоотношениях Александра I и Кутузова в 1812 году и о негативной роли Императора, "неспособного" будто бы "понять" гениального, а, следовательно, "антимонархически" настроенного полководца. В действительности дистанция между ними была значительно меньше, и в этом сближении роль Винценгероде представляется столь же важной, сколь и служба его отряда для русской армии и России.

Необходимо заметить, что в историографии последнего времени создается совершенно неверный образ Винценгероде. Это характерный пример того, с какой безответственностью историческим личностям даются характеристики, "…барон Фердинанд Федорович фон Винценгероде… был чрезвычайно колоритной личностью, своего рода кондотьером XIX века. Он питал лютую фамильную ненависть к Французской революции и ее "исчадию" — Наполеону". Такую характеристику дает известный историк Н. А. Троицкий.

Заметим, что категорически "не приняли" и "люто ненавидели" Французскую революцию и почитали Наполеона за "врага рода человеческого" не только Винценгероде, но длинный ряд выдающихся генералов и офицеров русской армии, выходцев из европейских государств и из самой Франции: Ланжерон и братья Сен-При, Ламберт и Мишо, Теттенборн и Прендель, Д'Олон и Клаузевиц, Пон-сет и Орурк, Паулуччи и Вольцоген — это только самые известные имена непримиримых "контрреволюционеров", честно служивших России. Они служили не из корысти, не были наемниками, и нет оснований называть их "кондотьерами". Винценгероде был, наверное, одной из самых ярких личностей среди "немцев" русской армии. Личные достоинства, значительное дарование военачальника и боевые заслуги вызывали уважение к нему и у Императора, и у Кутузова, и у Барклая. С полным основанием можно назвать его "рыцарем без страха и упрека"… И преданным без лести.

"…Москва, спаленная пожаром"