Записки. 1875–1917

Управляющим Канцелярией Главхлеба был в то время Н. Н. Малышев, коренной делопроизводитель канцелярии Гос. Думы, ведавший до войны делопроизводством Комиссии по Городским делам, в которой я был председателем. Человек работящий и дельный, он и здесь разбирался во всех предъявляемых ему с разных сторон требованиях, очень быстро и спокойно, но к концу, по-видимому, положение стало становиться сильнее его. Обычно, выслушав просьбы наши, он вызывал для справок и указаний одного из своих помощников, фамилия которого у меня врезалась в память своей своеобразностью — Зефиров; еще молодой человек, он, видимо, занимал маленькое место, ибо Малышев его не сажал и с нами не знакомил. По-видимому, именно он через два года, тем не менее, оказался у Колчака министром продовольствия, но не удержался на этом месте и даже как будто за какие-то подряды им сданные попал под суд.

Рассказы о разных материальных затруднениях страны увели меня немного вперед, и посему мне приходится вернуться назад, к октябрю 1916 г. Повторяю, что в то время не было еще определенно революционного настроения, но известное недовольство было уже в массах. Как раз, однако, к этому времени относится, как я узнал позднее, образование первой группировки общественных деятелей уже революционного характера, наметившая князя Львова, Челнокова, Коновалова, Кишкина и Бубликова в качестве руководящего центра. Кто-то из них (не помню, кто именно) приехал в Петроград и попытался привлечь к этому центру и Бюро Прогрессивного блока Гос. Думы. Как мне потом говорил Н. В. Савич, вопрос этот подвергся обсуждению в очень небольшом кружке думцев, в числе коих был и сам Савич, и М. В. Родзянко. Предложение москвичей сочувствия не встретило, и было единогласно отклонено. Несмотря на очень ограниченный круг участников этих совещаний, о нем узнал Департамент полиции, а затем и Протопопов, который потом в ноябре, во время бурных заседаний Думы, сгоряча про эти совещания сказал Родзянке и Савичу, обвиняя левых в подготовке революции.

Настроения Петроградского гарнизона мы не знали (о разгроме лавок осенью 1916 г. мало кто слышал, и не придавали этому значения), но следует отметить, что именно летом 1916 г., по настоянию Алексеева Петроградские части стали укомплектовывать и местными фабричными рабочими, тогда как раньше по соображениям полицейским в них назначались почти исключительно призываемые из сельских местностей. Вполне понятно, что это облегчило революционную пропаганду этих частей, что очень скоро и сказалось. Позднее, в Дании, В. М. Безобразов уверял меня, что он, как командир Гвардейского корпуса своевременно протестовал против этого, но так ли это было действительно, не знаю.

Замечу еще одно — военные операции после успехов начала лета 1916 г. пошли хуже, немцы, заменившие австрийцев в самых серьезных пунктах Галицийского фронта и на Волыни, быстро закрепились здесь, и наши войска, все еще слабо технически оборудованные, разбились в упорных атаках. В числе их были, например, такие корпуса, как Гвардия на Стоходе и 3-й Кавказский корпус под Бржезанами. Стоходские бои вызвали в Петрограде целую бурю негодования неудачными распоряжениями в них начальства, командующего Гвардейским отрядом ген. Безобразова и командира 1-го Гвардейского корпуса вел. князя Павла Александровича, долго хлопотавшего о назначении его на фронт и наконец попавшего на Стоход. Кто из них виноват в этой неудаче, я судить не берусь, но сменили их после нее обоих, и, по-видимому, правильно. Во всяком случае, пребывание их обоих на ответственных военных постах, несмотря на прекрасные их душевные качества, было обстоятельством весьма печальным и весьма поднимающим в войсках общее недовольство всем нашим строем. Позднее, с вступлением Румынии в войну, началась, после разгрома румынской армии немцами, спешная переброска наших войск на Карпаты к югу от нашей границы и окапывание там в горах. На всех остальных фронтах началось вновь зимнее стояние, но с настроением худшим, чем в предшествующую зиму. Однако опять же ничего грозного пока в этом настроении не чувствовалось, если не считать все продолжающегося легкого сдавания в плен и дезертирства. По данным, сообщенным этой осенью в комиссии Гос. Обороны, из 18 000 000 призванных 2 000 000 сдалось в плен и 2 500 000 не явилось по призыву или дезертировали; картина очень печальная, но еще не казавшаяся тогда страшной.