Влияние Распутина, раньше только предполагавшееся, стало всюду проявляться явно. Даже митрополит Петроградский Питирим был сюда назначен благодаря поддержке Распутина, и держался благодаря связям с ним. Если Хвостов и слетел вскоре, то благодаря неудачно затеянному им покушению на жизнь Распутина при участии такой личности, как Ржевский, отданный мною под суд. Другие министры, наоборот, слетали обычно за свою порядочность. Та к министр юстиции А. А. Хвостов (дядя Алексея) был смещен из министров за отказ прекратить дело Сухомлинова, а через месяц и совсем уволен. Немало вредила в это время престижу власти и военная юстиция, особенно комиссия генерала Батюшина, возбуждавшая громкие дела, бросавшая в массы клич об измене, но затем вынужденная по недостатку улик прекращать дела (например, Киевских сахарозаводчиков или Митьки Рубинштейна), что вызывало толки о произволе или, что еще хуже, о вмешательстве в эти дела через Распутина самой Верховной власти.
Наконец, к общему удивлению даже членов Гос. Думы, на пост министра внутренних дел в сентябре 1916 г. был назначен товарищ председателя Гос. Думы А. Д. Протопопов. В среде Гос. Думы это вызвало почти возмущение. Мы знали его хорошо, многие с 1907 г., знали, что это человек несерьезный и с маленьким образованием. В 3-й Думе он сидел в Рабочей комиссии, где вместе с бароном Тизенгаузеном проводил, иногда не без успеха, точку зрения промышленников; затем он был докладчиком по законопроекту об изменении Устава о Воинской Повинности, и на этом его работа в Думе закончилась. Сперва он был на левом крыле октябристов, а затем постепенно стал склоняться вправо. Все знали его, как оратора, говорившего фразы иногда красивые, но всегда удивительно бессодержательные. ‹…›
Вспоминаю, как он попал в товарищи председателя Думы. В конце мая 1914 г., недели за две до роспуска Думы на лето, товарищ председателя А. И. Коновалов отказался от несения этих обязанностей. Место это принадлежало левому крылу, но оно отказалось от указания какого-либо кандидата, и в результате нашей партии земцев-октябристов, имевший в президиуме уже двух своих членов — Родзянко и Варун-Секрета, пришлось выставить своего кандидата на эту должность. За три месяца до этого, перед выборами Варун-Секрета, когда отказался Волконский, то был выставлен сперва я, но меня тогда отвели кадеты, как говорили, не то за мое юдофобство, не то за финляндские законы. Поэтому и теперь во фракционном собрании сперва было указано мое имя, но меня не было в Петрограде, я как раз уехал на неделю в отпуск в Рамушево, а без моего согласия не сочли возможным ставить мою кандидатуру. После этого кто-то назвал Протопопова, и так как к нему относились во фракции хорошо, то возражений не нашлось, тем более, что выборы производились на две недели, до перерыва. Однако летом этого года началась война. Зимой, когда собралась Дума, было решено, чтобы не возобновлять старых споров, переизбрание президиума лета 1914 года, и таким образом Протопопов укрепился на этом месте. В качестве товарища председателя Думы он вошел в состав Особого Совещания по Обороне, а весной 1916 г., когда было решено отправить нашу парламентскую делегацию ознакомиться с положением дела у союзников, то во главе ее стал опять же Протопопов, ибо считали, что Родзянко выезжать из России не должен, а Варун-Секрет иностранных языков не знал.
Поездка эта дала возможность Протопопову представиться Государю и сделать ему большой доклад о виденном за границей. Этот доклад очень понравился Государю, и месяца через два Протопопов был неожиданно для всех назначен министром внутренних дел. Выяснилось при этом, что еще весной Родзянко говорил Государю о Протопопове, как о кандидате на пост министра торговли, но я себе этого иначе объяснить не могу, как тем, что Протопопов сумел подъехать к Родзянко, очень падкому на лесть, восхвалением его образа действий. Только после назначения Протопопова стало известно, что он уже некоторое время через врача Бадмаева познакомился с Распутиным и его кругами, и, по-видимому, этим путем и сделал карьеру. О чем, однако, совершенно тогда не говорили, это что Протопопов, с одной стороны, уже, по-видимому, болел, прогрессивным параличом в начальной стадии (это утверждали наши сочлены-врачи), а затем, что он пользовался своим положением во время войны, чтобы влиять на Военное министерство для проведения в последнем разных дел, в которых он был так или иначе лично заинтересован (рассказывал мне про это уже после революции генерал Маниковский, определенно называвший эти дела темными).