Война в то время у нас сказывалась еще сравнительно мало, если не считать, конечно, того, что в редкой семье не было кого-нибудь на войне, а во многих были и убитые. Все товары еще были, цены поднялись немного, и с сельскохозяйственными работами справлялись. Говорили только, что заготовка дров становилась затруднительной, хуже стали земские почтовые станции; все постройки остановились, и в том числе и земские. Уже два года стояла недостроенной и земская больница в Рамушеве. Иногда, гуляя в лесу, приходилось слышать вдали пулеметы — это на полдороге к Старой Руссе на стрельбище упражнялись солдаты запасного батальона. Ими были переполнены все казармы Вильманстрандского полка, Реальное училище (на постройку которого я выхлопатывал деньги в Министерстве народного просвещения) и еще какие-то здания. По-видимому, порядка в батальоне было мало; мне пришлось еще тогда слышать, что офицеры его по ночам не смели ходить по казармам из страха быть избитыми. Теснота в них была страшная, люди, постоянно сменявшиеся, были офицерам неизвестны, распущенность уже начала сказываться, и если явно не сказывалась в наружной дисциплине, то уже заставляла офицеров быть настороже. Про дезертиров, скрывающихся в ближайших деревнях, я не слыхал, но в Руссе говорили, что в уезде их немало. Общего недовольства я не заметил тогда, но дважды было, что меня спрашивали о роли Распутина при дворе; раз это был наш отец Иосиф, скромный и тихий священник; очень смущаясь, он спросил меня, что верного в слухах о таком старце, появившемся при Дворе и якобы хлысте; в другой раз на лугу меня спросил о Распутине один из пожилых, степенных крестьян (не помню точно кто), но более грубо — что вот неладно говорят про царицу. Однако потом выяснилось, что то, что царица находится под влиянием «нашего брата мужика», ему скорее нравится. Пришлось в обоих случаях ответить уклончиво, ибо разговоры о Распутине получили столь широкое распространение, что отрицать все было решительно невозможно.
Дабы знать, что происходит на белом свете и особенно на войне, я подписался на военные бюллетени Телеграфного Агентства. Стоили они недорого, но, тем не менее, я пожалел об этом, ибо получал их, ввиду перегруженности линий, очень поздно, часто после Петроградских газет, в которых соответствующие телеграммы были помещены.
Кажется, около 1-го сентября, а, быть может, и в конце уже августа, я вернулся в Петроград и стал работать в Красном Кресте. Кроме ежедневных почти заседаний Главного Управления, я возобновил работу в Мобилизационном Совете. Председательствовал в нем теперь В. К. Анреп, которого я во время его отъездов заменял. Работа в нем наладилась и шла нормально и спокойно. Состав служащих был хороший и знающий; во главе Канцелярии Совета стоял тогда заменивший Лемана Никитин. Больным вопросом было в тот момент требование Военного министерства об откомандировки от Красного Креста целых категорий военнообязанных. И Анреп, и я были всецело готовы идти навстречу этому требованию, но против него дружно стояли почти все наши сотоварищи по работе и подчиненные. Если и на фронте в краснокрестных учреждениях было немало избегающих строевой службы, то в тылу они составляли 99 % вселившихся к нам во время войны служащих. Большинство из них попало к нам по протекции или по знакомству, и, конечно, и теперь все эти связи были пущены в ход. Кстати отмечу, что многих устраивал в Красный Крест Чаманский, очень отзывчиво откликавшийся на все подобные просьбы и этим способом составлявший себе прекрасные связи. Это помогло ему, не имея 40 лет, стать членом Совета Министерства земледелия и действительным статским советникам. В те времена это было очень много, особенно для еврея. Эти же связи пускались в ход и теперь, и вполне понятно, что тон, задаваемый начальником Канцелярии, отражался всюду, и отчисления от Красного Креста сводились к минимуму.
Работа в Петроградских учреждениях, находившихся в непосредственном ведении Главного Управления, шла хорошо, кроме автомобильных мастерских. Сознание неудовлетворительной их постановки и дороговизны их работы было, но умение поставить их лучше не было. Заведовала ими особая комиссия под председательством В. Н. Сиротинина — не специалиста по этому делу, руководил мастерскими офицер-автомобилист Чебыкин, но ни тот, ни другой не знали, как исправить дело. Склад Красного Креста — наш орган снабжения, наоборот, работал всю войну великолепно под руководством Б. К. Ордина.
Главное Управление работало все время, как Исполнительная Комиссия в составе не только своем, но и представителей целого ряда общественных организаций — земских, городских, дворянских, разных ведомств, во главе с военными и т. д. Иногда сидело в заседании человек 40. Руководил заседаниями А. А. Ильин, и, надо ему отдать полную справедливость, прекрасно.