Записки. 1875–1917

Ко времени наступления в районе Барановичей там тоже было сосредоточено более 10 корпусов. Как мне потом, сразу после первого нашего удара, говорил генерал-квартирмейстер П. П. Лебедев, первоначально фронтом предполагалось ударить сразу 3–4 корпусами. Однако, командир 9-го корпуса генерал Абр. М. Драгомиров, которому было вверено командование ударной группой, решил иначе, и фронт не посмел отменить это распоряжение — обычный наш страх ответственности — выполнить свои собственные предположения. Мысль Драгомирова была поставить корпуса в затылок один за другим, на расстоянии около перехода, и атаковать одним корпусом. Для первой атаки им был выбран его 9-й корпус, занявший незадолго до того позиции Гренадерского корпуса к северу от железной дороги Минск-Брест. Немного севернее должен был демонстративно атаковать 25-й армейский корпус или точнее 46-я дивизия, а к югу от 9-го корпуса демонстрировал 10-й корпус, командование которым перед этим как раз принял Н. А. Данилов. На участке 25-го корпуса позиция неприятеля считалась столь сильной, что назначить здесь серьезный удар считалось невозможным. Не было учтено лишь одно обстоятельство, а именно, что здесь, и только здесь, в германские войска была вкраплена австрийская дивизия. В результате, в то время, как 9-й корпус, потеряв 50 % своего состава, смог взять только две линии укреплений и остановился перед третьей, 46-я дивизия прорвала все три линии. К сожалению, резервов за нею не было, и через несколько часов она была выбита обратно немецкими резервами. На следующий день атака была около Барановичей повторена уже другим корпусом, но тоже напрасно. Вообще, атаки на всем этом участке повторялись, если не ошибаюсь, 4 дня подряд, но всегда безуспешно.

Еще в феврале я заявил Ильину, что прошу освободить меня с 1-го июля от обязанностей главноуполномоченного, чтобы работать в Гос. Думе. В конце марта меня уведомили, что моим заместителем будет А. В. Кривошеин, уже несколько месяцев бывший особоуполномоченным при 7-й армии, и приехал в Минск за несколько дней до этих боев. Я познакомил его с нашим Управлением, рассказал ему о наиболее интересных делах и мы решили вместе поехать с ним в район боев. Если не ошибаюсь, то выехали мы в вечер того дня, в утро которого была произведена первая атака. В этот вечер или в следующий у меня был с ним разговор о земельном вопросе, причем он возражал против нового наделения крестьян землею, которое я отстаивал; ссылался на то, что результатом его будет понижение средней урожайности. Указал он также, что в Прибалтийском крае, где крестьяне были освобождены без земли, хозяйство стояло на более высоком уровне. Я мог ему возразить только тем, что в Прибалтике, именно благодаря сему, аграрный вопрос стоял еще более остро, чем в остальных частях империи, что и проявилось в 1905 г.

Следующим утром, посмотрев учреждения на ст. Погорелицы, до которой доходил поезд, мы поехали в штаб 9-го корпуса, или вернее, к ген. Драгомирову, находившемуся на «Куропаткинском» наблюдательном пункте, на высоте, правее железной дороги. Проехав мимо немногочисленных и крайне редко стрелявших тяжелых батарей, мы вышли из автомобиля и ходами сообщения, в которых легко было заблудиться, прошли к Драгомирову, который познакомил нас с положением и сообщил, что в 6 часов вечера будет новая атака. Присутствовать при ней он нам не дозволил, говоря, что чужие — к несчастью. После этого нас провели на другой наблюдательный пункт, откуда я увидел совершенно ясно взрывы наших тяжелых снарядов в немецких траншеях — столбы бурого дыма и пыли и отдельно летящие камни, бревна и как будто человеческие тела. Все время нас предупреждали не выпрямляться, чтобы не быть замеченными немцами и не обнаружить им наблюдательного пункта. С него мы проехали в лес, где стоял наш транспорт, обслуживавший 46-ю дивизию.