Записки. 1875–1917

Гос. Дума была созвана 1-го ноября; не буду особенно останавливаться на событиях этой сессии — так как она теперь подробно изложена. Жалею я только, что не опубликованы пока записки Н. В. Савича[58], очень хорошо обо всем осведомленного и, благодаря своему спокойствию, более беспристрастному, чем кто-либо. Как всегда Родзянко сказал в этот день громкую речь о необходимости добиться победы, а затем выступил Штюрмер со своей декларацией, бесцветной и которой никто не поверил. Кроме того, когда ему удалось после долгого, совершенно заглушавшего его шума, начать ее читать, то его не было совсем слышно, и вообще, даже у сторонников его осталось впечатление, что не такого нужно России премьера в такое время. Про предстоящее выступление Милюкова было известно заранее, и уже несколько дней шли переговоры, чтобы смягчить его речь. С этой целью с представителями Бюро Прогрессивного Блока говорили гр. Игнатьев и Покровский, оба и любимые, и уважаемые даже в левых кругах, но натолкнулись на недоверие к Штюрмеру и презрение к Протопопову. Переговоры эти ни к чему не привели, и Милюков так и сказал свою речь о предательстве или «измене», произведшую тогда громадное впечатление. Милюков потом считал, что с этого дня началась наша революция и, пожалуй, он был прав. В этой речи Милюков прочитал по-немецки цитату о Государыне из какой-то немецкой газеты о том, что около нее образовалась немецкая партия (кажется, так). Большинство членов Думы, не говорящих по-немецки, не обратили на эти слова внимания, не разобрал их и председательствовавший в это время Варун-Секрет, тоже не понимавший по-немецки, и своевременно Милюкова не остановил. Понятно, что все это вызвало страшную бурю; речь Милюкова в газетах напечатана не была, правительство подняло вопрос о предании его суду, но все это только усилило интерес к его речи, которую стали распространять усиленно по всей России.

Впечатление от всех речей в Думе было столь сильно, что у всех явилось сознание в необходимости сделать перерыв заседаний, чтобы дать событиям самим успокоиться и, с другой стороны, убедить Государя в необходимости произвести перемены в правительстве. К сожалению, сменен был только Штюрмер, Протопопов же остался. Заменил Штюрмера министр путей сообщения А. Ф. Трепов. Сперва ходили слухи, что премьером будет адмирал Григорович, но они не оправдались, хотя, по-видимому, у Государя эта мысль одно время и была. Позднее П. М. Кауфман-Туркестанский говорил мне, что сам Трепов, будучи в эти дни в Ставке, указал Государю на Григоровича, добавив, однако, что, к сожалению, не входя в состав Совета Министров, он не может быть его председателем — мысль едва ли верная, но на Государя повлиявшая.

В одном из заседаний после 1-го ноября выступили ген. Шуваев и Григорович, и были Думой встречены очень сочувственно, чем подчеркивалось то, что принципиальной враждебности к правительственной власти вообще нет. Ум Григоровича, его административные таланты и умение ладить с Думой при несомненно правых взглядах и выдвинули сперва его кандидатуру на место Штюрмера, но, как тогда говорили, против нее указывали именно на его с Шуваевым выступление в Думе, усматривая в нем подчеркивание того, что они с Штюрмером не солидаризируются. Во всяком случае, назначен был Трепов. Человек сравнительно малообразованный, но очень неглупый и гибкий, он обладал несомненной решимостью, и посему, быть может, и отвечал обстоятельствам более других министров того состава. Дума приняла его очень холодно, но он сумел начать налаживать с нею отношения, отгородившись определенно от Распутина и Протопопова и заявив определенно, что он считает невозможным оставление последнего министром.

Как я уже говорил выше, когда-то, еще в 90-х годах, я играл не раз в Английском Клубе в карты с Треповым, тогда еще предводителем дворянства в Полтавской губернии. Потом он служил в Гос. Канцелярии, быстро попал в сенаторы и затем в члены Гос. Совета; был всегда он очень правых взглядов, но никогда не считался кандидатом на крупные посты. Поэтому его назначение министром путей сообщения всех изумило, но следует признать, что, если он был не идеальным министром, то оказался выше, несомненно, Рухлова. Трепову не особенно верили, не любили, но в то тяжелое время, когда он стал премьером, в Думе были готовы работать даже с ним, только бы сдвинуть дело с места. Казалось, что этому положению поможет также назначение глубоко всеми уважаемого Н. Н. Покровского министром иностранных дел и А. А. Риттиха министром земледелия. Оба были люди способные, образованные, честные, а Риттих, которого как человека черствого, недолюбливали, и с большой волей и энергией. Наряду с этим, однако, оставался на своем посту, кроме Протопопова, также кн. Шаховской, которого в противоположность Риттиху, признавали человеком, не умеющим организовать свое ведомство.