Записки

Строгость касательно военных была до чрезмерности. За безделицу исключались из службы, заточались в крепость и ссылались в Сибирь; аресты считались за ничто; бывало по нескольку генералов вдруг арестованных на гауптвахте. Гражданским чиновникам и частным лицам было не легче. Вместе же с сим изливались великие милости. Если в гневе его [государь] сколько-нибудь продлит наказанием, то те же самые люди не только приходили в милость, но осыпались благодеяниями. Можно сказать, что он совсем был не злопамятен; бывали времена, и нередко, он показывал благородную душу и к добру расположенное сердце. Думать надобно, что ежли бы он не претерпел столько неудовольствиев [в] продолжительное царствование Екатерины II, характер его не был бы так раздражен и царствование его было бы счастливо для России, ибо он помышлял о благе оной; но или он не имел способности к тому, или не мог переломить крутой свой нрав и принять благоразумнейшие меры. Словом, царствование его для всех было чрезвычайно тяжело, особливо для привыкших благодетельствовать под кротким правлением обожаемой монархини. Конечно, и при ней были несправедливости, но они были чрезвычайно редки, и претерпевали их частные лица, но не все целое; совершенства во всем мире нет.

По вступлении на престол [государь] тотчас прекратил Персидскую войну, приказал полкам выступить из персидских пределов каждому по себе и с шахом утвердил мир.

Чтобы привязать к себе духовенство, стал жаловать оное орденами.

[1797]. В конце марта 1797 года государь прибыл в Москву, а в апреле короновался. Щедроты свои, по обыкновению, расточал, жаловал чинами, орденами и раздавал казенное имущество и деревни. После чего через Смоленск отправился в Петербург.

Бывшие шесть Оренбургских полевых батальонов, соединя по два, [государь] назвал полками; третий батальон, которым я командовал, поступил со вторым в Уфимский полк, шефом коего сделан генерал-майор А. Ф. Ланжерон. Инспектором войск, находившихся в Уфимской, Казанской и Пермской губерниях, тож Оренбургским военным губернатором и шефом Рыльского пехотного полка [назначен] генерал от инфантерии Игельстром[192], которого из деревень его государь вызвал, но скоро уже к нему оказал неблаговоление. Причиной сего было: чрез несколько времени по назначении его на сие место, спросил его император, много ли ему лет? Тот ему отвечал, что ему сто лет. «Как?» — спросил государь. Игельстром отвечал: «Шестьдесят лет от роду и сорок лет службы». Император счел, что сей немецкий каламбур означал, что он не хочет служить, и, обернувшись, сказал тут бывшим: «Я его вытащил из навозной кучи, а он уже отговаривается дряхлостию».

Игельстром чуть было меня не сделал несчастливым, и вот в каком случае. Был полковник кн. П. В. Мещерский[193] сверх комплекта в Оренбургском драгунском полку; он выпросил от корпусного своего командира С. К. Вязмитинова ордер, чтобы пребывать в Москве, как не имеющий никакого дела в полку. Зять мой, по его просьбе, дал ему повеление, чтобы всех нижних чинов, бывших при комиссариате Оренбургского корпуса, как скоро в них не будет надобности, собирал и отправлял бы их к своим полкам и батальонам. Таким образом он отправил шесть человек в мой батальон при своем сообщении, но ко мне явилось только пятеро, а одного [Мещерский] оставил при себе. На трехлетнее избирание новых предводителей и судей в Симбирске зять мой поехал и меня взял с собою, куда и Мещерский из Москвы прибыв, просил меня, чтоб им оставленного моего солдата оставил при нем. Но как я сам собою того сделать не осмелился, то и спросил на то повеления моего зятя, на что он словесно и приказал. Мещерский из Симбирска отправился опять в Москву, и с тех пор я не имел никакого известия, где он. Игельстром, рассмотрев отлучную ведомость бывшего моего батальона, заметил, что сказанный солдат числится при полковнике кн. Мещерском, и требовал от меня, по какому повелению он у него находится. Я донес, что по словесному повелению бывшего корпусного командира Вязмитинова; на это он приказал мне сказать, что словесного приказания он не принимает и дает мне сроку две недели отыскать того солдата, а по окончании того сроку, если тот солдат не будет отыскан, представить государю императору. Где был тогда Мещерский и как отыскать его в такое короткое время? Ожидал [я] понести строгое наказание и, может быть, даже быть разжалованным. Но, к счастию моему, получено отношение от смоленского военного губернатора Филозофова, что сказанный солдат по болезни определен в смоленский гарнизонный полк, чем это и кончилось. Однако ж Игельстром долго был ко мне худо расположен, что можно будет увидеть впоследствии.