Записки арбатской старухи

Перед отъездом, благодаря стараниям тети Тани, я выстояла очень большую очередь у какой-то заставы и получила довольно много соли, которая была тогда дефицитом. В очереди я услышала, что в Вязьме молено сменять соль на поросенка и тут же подумала, что хорошо бы для родителей достать поросенка. Время было голодное, запасов у них не было никаких. Все было истрачено на постройку дома. Так мне хотелось хоть чем-нибудь порадовать их. И я рискнула, поехала в Заречье через Вязьму. Там, действительно, без особых затруднений, за несколько фунтов соли я приобрела маленького поросенка, посадила его в мешок, прижала к себе, как котенка. Он согрелся и перестал визжать. Вдруг на платформе волнение: облава, наверное, ловят спекулянтов… Что делать? Поросенка-то у меня отберут… Раздумывать было некогда, и я решилась. Подошла к дверям теплушки с солдатами, вынула свою зачетную книжку (единственный мой документ) и говорю: «Помогите мне, я — студентка, вот мой документ, хочу отвезти родителям поросенка, выменяла его на соль». В ответ слышу строгий вопрос «А кто твои родители?». Отвечаю: «крестьяне, отец — инвалид войны». Вдруг пожилой солдат говорит: «Ребята. Давайте ее посадим к нам, по-моему, она не врет». И меня с поросенком запихали в дальний угол. К счастью, пока не тронулся поезд, мой поросенок молчал, зато потом в дороге он свое взял. Мой защитник, пожилой солдат, дал ему попить водички.

Так добрались мы до Высокого, куда поезд пришел рано утром. Было холодно и дождливо, по грязной дороге идти с поросенком в руках 12 верст показалось трудно. Тут я вспомнила, что в деревне Бернишино (рядом с железнодорожной станцией Высокое) был у отца знакомый ямщик, который во время войны часто привозил его в Заречье, когда он приезжал домой. Дом ямщика я знала. Постучала к нему и попросила приютить поросенка на несколько часов, пообещав, что отец обязательно приедет за ним, а сама пошла пешком домой. Дома сообщила о своих проделках с поросенком, и отец тут же запряг лошадь и поехал за ним. Поросенка привезли голодного, замученного, но мама выходила его.

Вечером я показала отцу зачетную книжку студента 1-го курса Московского университета Стригановой А. Р. Он был взволнован и растроган, только несколько раз повторил: «Боюсь, ты пропадешь там одна, ведь голод, сыпняк…». — «Но я попробую» — говорила я, — «если будет трудно, я вернусь».

Через несколько дней я с вещами уехала вместе с Леней, у которого отпуск подошел к концу, и он возвращался в свою часть. Меня провожал отец. Посадка была очень трудной. Всю дорогу до Лихославля мы ехали на буферах. Под стук колес и непрерывные напоминания моего спутника: «Держитесь крепче» мысленно я прощалась с отчим домом и думала о нем и о своем неясном будущем, а перед глазами все время было лицо отца, с которым я только что простилась. Оно выражало тревогу и неуверенность, и мне было очень больно и так хотелось, чтобы моя дальнейшая судьба не приносила отцу огорчений.

В Лихославле мы сделали пересадку на Ленинградский поезд и ехали до Москвы уже в вагоне, сидя на своих вещах в коридоре. С вокзала шли пешком. Леня доставил меня к тете Тане и тут же убежал, пообещав в ближайшие дни заглянуть. Скоро он пришел и сообщил, что на днях уезжает, и предложил побродить по Москве.

Наша дружба с Леней началась рано. Первым стимулом к ней послужило следующее: в год моего поступления в гимназию мне нужны были учебники для подготовки к экзаменам, а в деревне их достать было нельзя. Мама с бабушкой решили обратиться к Ивановым, поскольку у них Леня учился в училище. Написали письмо в Петербург и очень скоро получили необходимые книги, даже больше, чем просили, вместе с вежливым письмом от Лени, который писал, что эти книги пригодятся в дальнейшем. Мама была тронута и благодарна.

С этого момента и началось наше знакомство и взаимный интерес. Я стала учиться в Старице, а на каникулы приезжала домой. Леня жил и учился в столице. А каникулы тоже проводил в Заречье, приезжал к своей бабушке. У него в деревне товарищей не было, а у меня не было подруг. Днем я занималась домашними делами, а по вечерам, почти ежедневно, Леня приходил к нам и, обращаясь не ко мне, а к маме, спрашивал: «Наталья Гурьяновна, можно мы с Шурой погуляем?». Вначале это смущало меня, но мама всегда доброжелательно говорила: «Иди, иди, погуляй», и мы уходили. Леня много рассказывал мне о Петербурге, о своей учебе и прочитанных книгах, и допрашивал меня о моей жизни в Старице.

В зимние каникулы мы тоже виделись часто. Он запросто приходил к нам и разговаривал со взрослыми, а потом мы уходили гулять. Он был постарше меня на несколько лет. Иногда он ездил в Липигу за почтой и опять, обращаясь к маме, спрашивал, молено ли взять Шуру с собой. Мама разрешала. И мы катались по зимней дороге на отличном рысаке Ио.