Записки арбатской старухи

Мои родители в то время были так заполнены повседневными домашними заботами, что совсем не интересовались тем, как я учусь, и даже не спросили меня, как я закончила школу. А я никак не могла осмелиться заговорить с ними о своих намерениях. Летнее время в деревне — горячая пора, досуга нет, люди работали от зари до зари. Время шло, и я получала письма от своих товарищей, которые уже оформляли документы и собирались в Москву. А я мучилась и все откладывала разговор с отцом, чтобы он отпустил меня в Старицу, пока мне не помогли два чрезвычайных непредвиденных обстоятельства.

Однажды в один из воскресных вечеров к нам зашел Василий Федорович и пригласил меня с ним погулять. Во время прогулки он без всяких предисловий предложил мне выйти за него замуж. Это было для меня так неожиданно, мои думы и мечты были так далеки от этого, а мои нервы так напряжены, что в ответ на это предложение я разрыдалась. Он растерялся, и на его вопрос, что со мной, я ему все рассказала. Он выслушал меня молча, вынул свой носовой платок, вытер мои слезы и уже тоном учителя сказал: «Завтра пойдешь в Старицу». Я отвечала, что завтра с папой мы должны косить овес. Он сказал, чтобы я не беспокоилась, что он поговорит с отцом и поможет ему скосить овес.

Когда я вернулась домой, родители уже спали. Рано утром меня разбудила мама и строго велела вставать, сказала, что папа велел проводить тебя в Старицу. На мой вопрос, где он, сказала, что пошел с Василием Федоровичем в поле косить овес. Мне так и осталось неизвестным, когда Василий Федорович успел поговорить с отцом и известно ли было моим родителям, что В. Ф. хотел жениться на мне. Я никогда не спрашивала об этом у них и никому не говорила об этом.

Через час рано утром я отправилась в путь и в 12 часов дня была уже в Старице, пройдя пешком 25 верст. Пришла в школу, где дежурил один из наших учителей. Он помог мне составить заявление, автобиографию, написал мне характеристику от школы, а также помог оформить в отделе народного образования проезд по железной дороге в Москву. Несколько старичан, закончивших школу, уже подали заявления на медицинский факультет Московского университета. Товарищи объяснили мне, куда нужно обратиться в Москве, и назвали срок окончания приема заявлений. Оказалось, что в моем распоряжении оставались считанные дни.

Окрыленная надеждой, уже после 5 часов вечера я вышла из Старицы домой. Когда спустились сумерки, мне стало страшно в пути, и я летела чуть ли не со скоростью ветра. К 12 часам ночи пришла домой. Большую часть дороги я шла босиком, и когда мама открыла мне дверь, прежде всего спросила, нет ли в печке теплой воды для ног.

Отец тогда рассердился на меня, был недоволен, что узнал о моих переживаниях не от меня, а от постороннего человека, и сначала не разговаривал со мной. И вот, в эти тревожные для меня дни возникло второе чрезвычайное обстоятельство: родители получили телеграмму из Москвы от тети Тани с приглашением на свадьбу их старшего сына Вани. Наш отец был его крестным отцом. Мама заволновалась, не зная, как быть. Отец, подумав, вдруг говорит: «Вот Шура и поедет в Москву, побудет от нас на свадьбе и выяснит свои дела. А мы соберем посылку.» Я только сказала: «папа…» и у меня полились слезы от радости. Отец примирительно произнес: «ну, собирайся в дорогу, платье для свадьбы у тебя есть». К выпускному вечеру в школе мне было сшито платье из чесучи, которую мама сберегла со времен русско-японской войны.

В Москву я прибыла днем, с вокзала до Б. Полянки, где жили Петровы, шла пешком с корзинкой за плечом, поскольку трамваи тогда не ходили. Открыл мне дверь Илья Петрович (муж тети Тани), больше дома никого не было. Я оставила вещи, узнала у И. П., как добраться до Девичьего Поля, и отправилась в здание бывших высших женских курсов, где принимали заявления на медицинский факультет. Там я узнала, что прием заявлений уже закончен. Обиженная и раздавленная неудачей, я вышла на улицу и поплелась обратно прямо по мостовой. На меня ругались извозчики, а прохожие кричали: «идите по тротуару!». Так я дошла до сквера у Храма Христа Спасителя и опустилась на скамью, где со слезами на глазах просидела там до вечера, пока ко мне не подошел какой-то молодой человек и молча не сел рядом. Когда, не глядя на него, я поднялась, чтобы уйти, он назвал меня вдруг по имени, и я узнала знакомое лицо моего друга Лени Иванова.