Осенью 1915 г. отец снова был ранен в ногу и эвакуирован в госпиталь в Тверь. На последнем этапе лечения, когда мог уже ходить, он вышел из госпиталя, снял комнату, и к нему приехала мама. Приближались два праздничных дня, и они решили на эти дни взять меня к себе. Отец прислал мне подробные инструкции, как мне добраться до них. Это была моя первая самостоятельная поездка по железной дороге. А она была не так проста: г. Старица расположен в 10 км от железнодорожной ветки Ржев-Лихославль, а в Лихославле нужно было сделать пересадку на поезд Петербург-Москва и вечером выйти в Твери. Сердце мое дрожало от страха, и все же я пустилась в путь. Прибыла в Лихославль с тревогой, как найти тот поезд, который мне нужен. Выхожу из вагона и…, о радость, меня обнимает отец и говорит: «Скорее, наш поезд отходит сейчас». Он не выдержал и приехал меня встретить в Лихославле. Прибыв в Тверь, на лихаче быстро добрались к маме, которая ждала нас с горячим чаем. Было уже поздно, и мы скоро улеглись спать.
На второй день после завтрака отец пошел на перевязку в госпиталь, и взял с собой меня. Потом мы зашли за мамой, и отправились фотографироваться. Обедали мы дома. Комната наша была снята с полным пансионом. В этот день отец заказал хозяйке обед на 4 персоны: он пригласил к обеду своего товарища по госпиталю. Обед был праздничный, вкусный и сервирован по всем правилам. Меня это уже не очень стесняло, за год в Старице я уже немного привыкла к салфеткам, ложкам, ножам и вилкам (за нарушения правил поведения за столом нас лишали третьего блюда). После обеда мы пошли в кино, отец был все время со мной, а наш гость — с мамой. Этот светлый радостный день запечатлелся в моей памяти на всю жизнь.
На второй день я должна была уехать. Провожала меня только мама, а отец был вызван оформляться на возвращение в полк, и мама опять загрустила. Надо сказать, что мама была все время очень хорошо одета: на ней было современное, из дорогой материи, драповое пальто с горжеткой и муфтой из скунсового меха, небольшая черная шляпка из бархата с пером, которая очень шла ей. Мама выглядела вполне городской дамой. И только широкий крестьянский шаг выдавал ее деревенское происхождение. На прощанье мама шепнула мне: «старайся учиться, папа вчера доволен был твоим поведением», и передала мне от него плитку шоколада. Так промелькнула еще одна мимолетная встреча с отцом.
В 1916 г. летом в Заречье на имя мамы пришло письмо от денщика отца о том, что он тяжело ранен в живот и без сознания, почти в безнадежном состоянии, находится в полевом госпитале. Мы очень переживали по этому поводу, и нас не покидали мрачные ожидания. Но через некоторое время мама получила другое письмо от наших родственников Ивановых из Питера с известием о том, что отец теперь там в госпитале, все еще в тяжелом состоянии, но врачи уже стали надеяться на благоприятный исход. Потом оказалось, что отец остался жив во многом благодаря тому, что перед ранением почти сутки ничего не ел.
Когда пришло новое сообщение о переводе отца в московский госпиталь, мама по его просьбе решила поехать к нему в Москву, взяв с собой моего брата Аркашу и меня. Мы остановились тогда в Москве у тети Тани и в сопровождении другого родственника (дяди Васи) отправились в госпиталь к отцу. Отец лежал почти неподвижно на спине, слабый, истощенный, бледный, с печальным лицом, но мог уже немного разговаривать, в основном с мамой, и мне показалось, что он даже был чем-то недоволен. Как потом оказалось, дядя Вася явился к нему с корзинкой пирожных, что шокировало отца, поскольку он был на голодной диете, и его только осторожно начинали кормить жидкой пищей. Отец сказал дяде Васе, чтобы тот отдал пирожные Аркаше, а тот, видя недовольство на лице отца из-за пирожных, недолго думая, решил уничтожить их и за спиной мамы открыл корзинку и съел все пять пирожных. После этого он долго на пирожные смотреть не мог, и когда мы проходили мимо кондитерских, отворачивался от витрин. Аркаша был совсем маленький, в коротких штанишках, в голубой рубашке с отложным воротничком и с белым бантиком из шнурочка с кисточкой. Я его опекала, т. к. маме было не до нас. Она плохо себя чувствовала из-за беременности, и в сентябре у нее родился Сережа. Через несколько дней мы уехали домой с надеждой, что отец поправится.
Когда отец немного окреп и смог самостоятельно передвигаться, его направили для восстановления здоровья на минеральные воды в Ессентуки или Пятигорск. По выздоровлении он вернулся на военную службу, но по состоянию здоровья был годен только для работы в тылу. Если мне не изменяет память, в это время он стал служить в одном из штабов по снабжению армии и много разъезжал по разным городам России. Некоторое время он жил в Бежецке, там жила с ним и мама с маленьким Сережей. В этот период я мало виделась с отцом, и кратковременные встречи с ним в памяти не сохранились.