Записки арбатской старухи

Олег был москвич по рождению, он часто приезжал в Москву, где жила его мама, и всегда заходил к нам. Когда его мамы не стало, они с Наташей (женой) останавливались у нас. И снова начинались бессонные ночи за интересными разговорами. В свои 75 лет Олег перешел в консультанты. В свободное время он начал писать книгу о Московской энтомологической школе, которая сформировалась в самом начале 20-го века. Это был сборник очерков об энтомологах, из которых большинство он знал лично. Приезжая в Москву, Олег жил у меня (Наташи уже не было), собирал материал в архивах Зоологического музея и интервьюировал тех, кто располагал интересными данными. В конце он устроил громкую читку своего опуса в Московском обществе испытателей природы. Пришло очень много народа, все были в восторге, но выяснилось, что существует еще достаточно много материалов, которые нужно включить. О. Л. уехал в Питер дорабатывать рукопись, но не успел ее закончить. Он скоропостижно умер 15 июня 1997 г.

Одного я все-таки простить Олегу не могу. В детском возрасте родители отправляли его отдыхать в Коктебель к Волошину вместе с младшим приятелем Костей Эфроном, племянником М. Цветаевой. Но, ни тот, ни другой ничего не помнили, кроме жуков. Каких людей прозевали! Почти весь Серебряный век! Зато его «нашел» другой мой друг — Виталя Танасийчук.

С Виталием Танасийчуком[16] познакомила меня Таня Платонова на Энтомологическом съезде в 1959 г. Они оба учились в аспирантуре Зоологического института в одно время и принадлежали к одной компании молодежи. Знакомство было «светское», но вскоре мы встретились с ним на просеке в Воронежском заповеднике. Оба приехали туда для полевой работы. Он был с сачком, а я — с лопатой. Он сказал, что сегодня — день гибели Н. Гумилева. Мы сели на пригорок и начали вслух читать стихи Гумилева, которые были под запретом, но мы их, конечно, знали. Тогда стало понятно, что «мы — одной крови», как писал Р. Киплинг. Мы встречались редко и чаще — в экспедициях, чем в столицах. В основном наши отношения были эпистолярными и такими оставались до конца. Благодаря этой переписке, я сохранила способность писать письма. Виталя писал мне после каждой своей поездки. Он исколесил всю нашу страну, побывал в Северной Америке и Южной Азии, забирался на Памир. Мы пересекались с ним редко, в основном на пересадках и переездах, потому что у него была маршрутная работа, а я работала на стационарах.

Виталя был разносторонне талантливый человек, ученый и писатель. Его отец (гидробиолог по специальности) был директором Ленинградского зоопарка. Он был арестован в начале 30-х гг. и сослан в Астрахань на рыболовную станцию. Жена с маленьким сыном последовала за ним, и они разделили судьбу спецпереселенца. В память о своих родителях, Виталя написал очерк «Дорога в Джурун и обратно (Мемуары XX века)» об их жизни в ссылке.

После преодоления разных перипетий, во время оттепели Виталя поступил в аспирантуру Зоологического института, в котором работал до конца жизни. Виталя занимался одной группой насекомых — мух-серебрянок, которую фактически открыл для науки, описав 90 % видов этой группы.

Он увлекался фотографией, в том числе подводной, и сконструировал приставки к фотоаппарату для съемок под водой. Нырял он в Коктебеле в начале 60-х гг., и там познакомился с вдовой М. Волошина Марией Степановной. Она отдала ему фотопленки Макса, снятые в начале века. Виталя сделал фотографии, и, чтобы всех идентифицировать (М. С. уже не было на свете), ему пришлось обращаться к Анастасии Цветаевой, которая была еще жива, и к литературоведам. Он интересно рассказывал о своем визите к А. Цветаевой. У нее в комнате на шнурке висело ухо, отбитое от статуи Сталина в Тбилиси. Сделанный им альбом с портретами многих представителей Серебряного века хранился у него, а второй экземпляр он передал в Пушкинский дом. Мне он подарил портрет молодой Марины Цветаевой, которой мы оба увлекались.

Виталя замечательно писал в научно-популярном жанре — маленькие истории для детей, статьи в журнале «Наука и жизнь», потом написал две большие книги («Невероятная зоология», «Цокотуха ли муха?»), которые разлетелись среди читателей разных возрастов. Его отец еще до революции участвовал в экспедиции Российской Академии Наук в Южную Америку, целью которой было знакомство с растительным и животным миром американских тропиков и пополнение коллекций. Все участники вели дневники, но никто из них не успел их обработать по разным причинам. Дневники хранились в Зоологическом институте, и Виталя решился их расшифровать и обработать. Через несколько лет он написал книгу «Пятеро на Рио-Парана» (2003) по этим дневникам.