Записки арестанта

Утро выдалось тёмным. Молодой Ярило только явил себя миру и начал набирать силу. А в закопченной избе сидел одинокий муж, попивая отвар трав с мёдом, мечтательно смотрел на свою подделку. Скорлузые пальцы и перочинный нож вырезали из ствола сгоревшей ели фигурку Полуночницы. Начертив уголком глаза, Артём подолгу смотрел на полученный результат. .

– Забыл! Про завет Сцепьня забыл! – вскрикнул здоровяк. Схватил мешки из-под шишек, лопату и топор, помчался в гости к Фёдору. Постучался в дверь, затем в окно, трижды окликнул соседа. Не дождавшись ответа, обошёл дом по кругу, стучась по стенам и в окна. Трижды обошёл, пока не решился.

– Я иду!!!

Медвежья дверь всегда открывалась наружу, чтобы лесной хозяин весом не мог выломать её. А засов сдерживал натиск великана. Схватив топор, переживший длинную ночь, арестант принялся выбивать массивную воротину. Наконец перерубив засов, потянул дверь на себя. Ледяное безмолвие, белые стены и потолок, а у печи сгоревшая сосна и замершее тело Фёдора, разваленное на куски Палачом. Грудь разорвана и зияла чернотой, а возле неё лежал большой кусок ограненного рубина с кулак величиной, в обрамление бело-голубого хрусталя. Артём поднял сердце тьмы и положил его на стол.

Собрав тело в два мешка, скоро увидел приготовленные для траура саван и свечи.

– Пойдём, Сцепень Семилетов, в миру Фёдор. Будем тебе новый дом под крестом справлять.

Лишь к вечеру пробил Лихолетов мерзлую землю, а расстелив сукно, заметил две записки. Первая ожидаемо была молитва за упокой, а вторая личная для Артёма. Не вольный могильщик принялся ножом освобождать ледяную плоть от одежды, а позже складывать сложную мозаику. Окончательно потерявшись в темноте, просто сгрёб непонятные куски в кучу лопатой, забив голодное брюхо останками.

– Молитву прочитаю твою завтра, не вижу ничего. От себя лишь скажу другое. Каков не был твой путь, что закончился на острове, ты видел жизнь во всех красках и грязи. Правильные твои шаги были или нет, пусть судит твой бог. Но Я буду скучать по твоим выходкам и каверзам. Они крепили мою веру и терпение. Пусть Мать смилуется над тобой и проводить за Грань. Покойся с миром, родич.

В тепле, растирая озябшие пальцы, единственный житель острова рассматривал фигурку Мары, Вспоминая миг встречи и её улыбка, лицо озарилось мечтаниями о новой встречи. Его мечты потеснило ворчание домового.

– От епишкины поросята, прости хранитель дома, задумался, а еда уж остыла. Сейчас разогрею, перекушу быстро да на твою долю выделю.

****

С надеждой выглядывая из окна, Артём жаждал увидеть белую тень Полуночницы, хоть сам и понимал, её время после после вечерней зорки. Наспех перекусив, приготовился изучать молитву за упокой. Морщась, будто от зубной боли, выговаривал заумные слова, тем не менее подмечая глубокий смысл. За вычурным слогом пряталась надежда. Закончив с молитвой раскрыл личное послание.

"Если читаю я свои каракули, то уже весной уеду с этого проклятого места, купив себе свободу и прощение. Если нет, то даже рад, что так все случилось. Хоть ты мне и не доверил свое истинное имя, не злюсь, ибо понимаю, каждому встречному-поперечному такое не сообщают. Даже вижу, как ты трижды обходишь дом, стучась во все окна и стены. Заветы предков запрещают тебе войти в дверь без разрешения. Живи с миром, родич. В доме, где ты нашёл записку есть подпол, там Я сложил весь добрый инструмент с поселка тебе назло. Прости дурака, но наше противостояние дало мне сил продержаться эту осень. Прощай, Артём, и не поминай лихом, надеюсь ты соберёшь свой род. У меня есть внучка Акулина, в городе L-ск, если сможешь, помоги. Сгинет она без правильной руки, сын мой пропойца, а она почитай сирота при живом родителе. А ещё, я все это время гадил возле твоего сарая, так что по весне обо мне еще вспомнишь. "

– Вот паскуда. – с грустной улыбкой воскликнул арестант. – Ничо, я твое дерьмо на компост пущу и цветочки у твоей могилки им накормлю.

Затем дополнил свою коллекцию резных фигур сердцем тьмы.

****