Записки археографа

СССР неумолимо увязал в Афганистане. «Афганский вопрос известным образом влияет и на обстановку в ПНР», неожиданно заявил председатель Совета Министров СССР Тихонов при обсуждении на политбюро дежурного вопроса «О беседе с товарищем Бабраком Кармалем»[991]. Тихонов имел в виду экономический аспект проблемы. Расходы на войну в Афганистане росли, а к этому добавлялись проблемы польской экономики. Надо было выделять кредиты, чтобы оплачивать польские долги, поставлять туда нефть и нефтепродукты, а поставки польского угля в этих условиях составляли только 57 % от запланированного. Но намного серьёзнее были военно-политические аспекты афганской проблемы. Уже полтора года советские войска непосредственно участвовали в боевых действиях, а конца этим боям не было видно. Под контролем властей просоветского правительства Бабрака Кармаля было только 5 тысяч из 35 тысяч афганских кишлаков, не было ни одной провинции, которая бы полностью управлялась властями Демократической республики Афганистан, нарастали проблемы внутри группировки, господствовавшей в Афганистане[992]. Советские войска несли тяжёлые потери.

Нарастало понимание опасности происходившего, как и невозможности Советскому Союзу выйти из необъявленной войны или «удвоить конфликт» – добавить к Афганистану ещё и Польшу.

31 августа 1981 г. в записке Минобороны, МИД, КГБ, Отдела ЦК («Тенденции развития обстановки в Польше и направления наших возможных действий») рекомендовалось польскому руководству поддерживать постоянную готовность по установлению особого режима для отдельных предприятий, отраслей, например, транспорта, или районов – вплоть до введения военного положения.

Нарастало раздражение Брежнева против первого секретаря ЦК ПОРП С. Кани, который становился в его глазах символом уступок и капитуляции перед своими политическими противниками в «Солидарности». Брежнев даже не пытался скрыть это отношение перед польским лидером – ив его телефонном разговоре с Каней 16 июня, и при встречах с Каней в Крыму, и на заседании политбюро 10 сентября 1981 г.

Отставку Кани и избрание первым секретарем ЦК ПОРП генерала В. Ярузельского в Москве встретили с облегчением и надеждой. Ему сразу же позвонил Брежнев, и 19 октября между польским и советским лидерами состоялся обстоятельный телефонный разговор.

Кроме официального поздравления Ярузельского, Брежнев призвал его, «не теряя времени, переходить к намеченным вами решительным действиям против контрреволюции. Мы надеемся, что теперь все – ив Польше, и за рубежом – почувствуют, что дела в стране пойдут по-иному».

Ярузельский демонстрировал согласие с Брежневым. «В соответствующей обстановке надо применять решительные действия, чтобы давать бой там, где будет уверенность в успехе. Я сейчас еду на заседание Военного совета Вооруженных Сил в Министерство обороны. Я поставлю и там соответствующие задачи. Мы будем широко включать армию во все области жизни страны.

Вчера, после пленума, я имел встречу с первыми секретарями областных комитетов и сказал, чтобы они не обижались на то, что мы будем привлекать людей из вооруженных сил в осуществление некоторых процессов, будем расширять встречи офицерского состава с рабочим классом, чтобы непосредственно влиять на рабочих, чтобы изолировать их от влияния «Солидарности». Конечно, мы не меняем нашего генерального направления в том смысле, что, борясь за здоровые силы народа, которые заблуждаются и вошли в «Солидарность», привлекая их на нашу сторону, одновременно мы будем бить противника и, конечно, так бить, чтобы это приносило результаты».

Очевидно, после прихода к власти Ярузельского советские власти окончательно решили для себя вопрос о невозможности применения советских войск в Польше. 29 октября 1981 г. Андропов заявил на заседании политбюро: «Польские руководители поговаривают о военной помощи со стороны братских стран. Однако нам нужно твердо придерживаться своей линии – наши войска в Польшу не вводить (курсив мой. – Р. П.)». Следом за Андроповым, руководившим КГБ, выступил министр обороны Маршал Советского Союза Устинов. «Вообще надо сказать, что наши войска вводить в Польшу нельзя. Они, поляки, не готовы принять наши войска»[993].

Напомним, что Устинов и Андропов были не только влиятельнейшими членами политбюро, но и людьми, в огромной степени ответственными за вторжение в Афганистан. Их позиция была, безусловно, решающей для всего состава политбюро.

С приходом Ярузельского произошло своего рода дистанцирование польского политического руководства от СССР. Это не означало ослабления связей между Москвой и Варшавой. Происходило нечто иное – инициативу из рук Кремля перехватил генерал Ярузельский. Он не скрывал своего намерения осуществить «операцию «X»», однако обуславливал её рядом требований к СССР.