Талантливым преподавателем игры на фортепиано был Сантис,[11]
отличный пианист и композитор. Воспитанницы сплошь и рядом, чтобы увильнуть от урока, просили его показать им, как нужно исполнять ту или другую музыкальную пьесу. Виртуоз садился за инструмент и по мере игры так воодушевлялся, что не замечал, как проходило время, назначенное для урока. Другим учителей фортепианной игры был Петерсон, строгий и педантичный немец, сообщавший ученикам бездушную, деревянную манеру игры.Всех нас учили также и пению, и мы проходили сольфеджио и прочие вокальные упражнения. Преподавательницею была некто Ковалькова.
Кроме фортепиано, на «мужской половине» училища желающим преподавалась игра и на всех оркестровых инструментах. Преподавателями были солисты-виртуозы из оркестра Большого театра, как скрипач Венявский,[12]
арфист Цабель,[13] виолончелист Зейферт,[14] флейтист Чиарди,[15] на корнет-а-пистоне — Вурм,[16] на кларнете — Каваллини[17] и др. Мне с ними дела иметь не приходилось, и о них я ничего сообщить не могу.Помню врачей училища — Гейденрейха, Бесса, Экка и др., но какие обязанности они несли — не ведаю, так как в случае необходимости немедленной их помощи обычно ни одного врача в училище не оказывалось. Так, однажды, во время репетиции школьного спектакля, я занозила ногу деревянной щепкой, вонзившийся в пятку через танцовальный башмак. Боль была адская. Меня снесли в лазарет. О случае со мной сообщили директору театров графу Борху.[18]
Последний потребовал дежурного врача, но, несмотря на самые тщательные поиски, такового найти не могли. Я обливалась слезами от боли. Разгневанный директор распорядился послать за доктором в медицинский «физикат» (впоследствии медицинский департамент министерства внутренних дел), помещавшийся на Театральной улице, против училища. Спустя короткое время оттуда, действительно, явился врач который и извлек из моей ноги огромную занозу, крестообразно разрезав мне пятку.Из служащих училища того времени не могу не вспомнить с чувством глубокой благодарности об училищной буфетчице Авдотье Трофимовне Медведевой, которая с самого моего поступления в школу принимала во мне самое сердечное участие. Познакомилась я с ней благодаря ее дочери Александре Ивановне Медведевой,[19]
бывшей в то время старшей воспитанницей училища, а впоследствии кордебалетной танцовщицей в балетной труппе, обслуживавшей русскую оперу Мариинского театра. В то время в училище был обычай отдавать маленьких воспитанниц под надзор старших, которые должны были наблюдать за их поведением, внешним порядком и пр. Ко мне и была приставлена в качестве такого «ока» воспитанница Медведева. Ее мать меня сердечно полюбила и не только старалась делать мне поблажки как буфетчица, припрятывая для меня булки н т. п., но относилась ко мне прямо-таки по-матерински, скрашивая этим невеселую на первых порах долю ребенка, оторванного от родных.Впоследствии — в 1887 г. — я вышла вторым браком замуж за овдовевшего мужа А. И. Медведевой, профессора хирургии И. И. Носилова[20]
и стала мачехой четверых ее детей.Перехожу к моим наставникам в сфере моей специальности — к преподавателям балетных танцев.
Первой моей учительницей была некто Волкова,[21]
отличавшаяся необыкновенной грубостью, которой она наводила на нас, маленьких, панический страх. Меня она не называла иначе, как «косматый чорт» (из-за моих длинных, густых, плохо подчинявшихся гребню волос), и на первом же уроке накинулась на меня с бранью за то, что я не знала балетного экзерсиса. Я же до тех пор не видала никогда не только хореграфических упражнений, но и балетных танцев, и мне в школе никто экзерсиса не показывал. К счастью, я училась у Волковой недолго, особенных успехов не сделала, да ее скоро и уволили, кажется, из-за невозможного обращения с воспитанницами.От Волковой я перешла в класс к Льву Ивановичу Иванову,[22]
известному артисту, режиссеру и балетмейстеру, но у него далеко в смысле успехов не пошла. На уроках я ленилась и шалила, тем более, что стояла в самом последнем ряду танцующих. Л. И. Иванов никогда не был хорошим педагогом — главным образом вследствие природной мягкости и апатичности своего характера. Он не был способен заставить учиться и не умел поддерживать дисциплину. Мои отметки по танцам были в то время очень невысоки, и П. С. Федоров угрожал мне даже увольнением через год, если я не исправлюсь.Преподавание балетных танцев производилось тогда приблизительно так же и в той же постепенности, как это делается и теперь. В младшем классе проходился элементарный экзерсис у палки и на середине зала.
Мое серьезное учение началось только после перехода в средний класс к Алексею Николаевичу Богданову,[23]
впоследствии балетному режиссеру. Здесь экзерсис был посложнее. Мы проходили разные позы, арабески,[24] аттитюды,[25] нетрудные танцовальные темпы. Число движений увеличивалось — начинались движения на полупальцах.