Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами

Список хорошо знакомых имен ужасает: Эйнштейн, Фрейд, Жид, Маркс, Золя, Уэллс, Брехт, Кафка, Манн, Хемингуэй и Лондон; священные книги евреев постигла та же участь. Эрих Кестнер, теперь больше известный как автор детских книг, в том числе знаменитой повести «Эмиль и сыщики», оказавшись тогда в берлинской толпе, видел, как вместе с другими книгами жгли его роман «Фабиан», гротескное описание жизни в Веймарской республике (не прошедший через цензуру перевод этой книги под первоначальным названием «Полет в трубу» был напечатан лишь в 2013 году). Пляшущий свет пламени как будто брал со зрителей клятву неустанно трудиться на ниве очищения немецкой арийской культуры. Под заголовком «Книгокост» журнал Time так описал берлинское действо: «заранее сложены в черные поленницы дрова, отделенные от мостовой песком», «громыхает духовой оркестр, исполняющий старые военные марши», и, уже поздно ночью, процессия студентов, одинаково одетых в «синие блузы, белые брюки, плюшевые береты и кожаные ботфорты со шпорами. За ними шли другие студенты, а дальше двигались грузовики, доверху нагруженные книгами». Студенты, встав цепью, начали «передавать книги из рук в руки, а один зычно выкрикивал имена их авторов». Как и в сожжении 1521 года, здесь тоже было немало театральности. Поздняя ночь только усиливала зрительный эффект от пламени в этом одновременно и посвящении в студенты, и фашистском спектакле, и ведьминском шабаше, и черной мессе.

По оценкам Мемориального музея Холокоста в США, в организованных сверху сожжениях было предано огню около 90 тысяч книг. В память сожжения в 1995 году на берлинской площади Бебельплац Миха Ульман открыл памятник: через стеклянную панель, утопленную в поверхность площади, видно подземное помещение с пустыми книжными полками на 20 тысяч томов, по примерному количеству книг, сожженных в Берлине. Эти цифры, как и театрализованное сожжение, во многом символичны. В следующие недели и месяцы куда большая по масштабам и результатам чистка сгубила миллионы книг из немецких библиотек и магазинов.

В 1933 году мир сравнительно сдержанно отреагировал на события 10 мая. Только еврейские общины забили тревогу. Союз ортодоксальных еврейских конгрегаций Америки объявил о проведении особых служб в знак протеста. На следующий день 100 тысяч протестующих, мобилизованных еврейскими организациями, прошли маршем по Нью-Йорку, а в Чикаго, Сент-Луисе и других городах состоялись демонстрации против того, что журнал Newsweek назвал «книжным Холокостом». Многих комментаторов - и не зря -насторожило то, что они увидели, однако та ночь символического, театрализованного истребления книг еще не переживалась так же остро, как ужасы Холокоста: Newsweek употребил это слово в прямом значении «жертва, полностью уничтоженная огнем». В Америке, обратив внимание на молодость и незрелость главных участников, отмахивались от смысла сотворенного ими «бездуховного», «бесполезного» и «ребяческого» действа: поэт Арчибалд Маклиш назвал их «невежественными мальчишками, сбившимися с пути» нацистской партии. Один политический обозреватель по-отечески погрозил участникам пальцем: «... нужно объяснить переросткам Адольфа, что это уже не смешно». Говард Мамфорд Джонс, обратившись к Американской библиотечной ассоциации в октябре 1933 года, как и все, видел в сожжении книг больше глупого и незрелого, чем зловещего: «Варварство гитлеризма можно сравнить лишь с его глупостью, к которой я отнесу и ребяческое сожжение книг».