Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами

Сожжение книг состоялось в 1933 году в Германии, но именно в Америке почти десять лет спустя этот спектакль обрел свой полный идеологический вес, вошел в нарратив США об американских ценностях, который потом распространился по всему миру и сформировал современные взгляды. Для многих сожжение книг стало самой «заряженной» и зримой формой нападения на культуру: это выражение часто используется как синоним не просто разрушения материальной книги, но любой цензуры ее содержания. На самом деле, как мы увидели, сожжение книг представляет собой крайне неэффективный способ их радикального уничтожения и совершенно неудачный способ цензуры. Чтобы хотя бы начать уничтожение продукции современного печатного станка, понадобится другая тактика - нечто вроде превращения бумаги в целлюлозу в промышленных масштабах.

И, нужно сказать, такое превращение - обычная судьба современных книг. В США в начале XXI века возврат непроданных книг достигает 30-40 %; подавляющее их большинство идет на переработку. У современной книжной индустрии период внимания недолог, ее продукции приходится часто меняться, чтобы не исчезнуть совсем; экономика издательского дела делает ставку на большое количество названий и основную прибыль получает от относительно малой пропорции бестселлеров. И книги, в отличие от других потребительских товаров, берутся на реализацию на условии «продажа или возврат», означающем, что непроданные книги или хотя бы их обложки (доказательство, что книги не проданы: может быть, вы замечали, что в некоторых книгах есть указание на запрет их распространения в другом переплете или обложке, кроме тех, в которых они были опубликованы) возвращаются издателям на переработку. Вот и получается, что главные уничтожители книг - сами же издатели. В Великобритании у издательства Penguin Random House есть собственная «централизованная площадка переработки» в городе Мэннингтри, графство Эссекс (издательская индустрия США не так откровенна в этих вопросах). Это коварный эвфемизм: «переработка» в данном случае означает разрезание, сминание и упаковку около 25 тысяч книг в день, отправляемых потом на изготовление бумаги. Часть ее используется потом для изготовления новых книг, точно так же, как в первые десятилетия появления печатного станка отпечатанными или рукописными листами укрепляли переплеты. Но тут, как говорится, возможны варианты. Около двух с половиной миллионов переработанных любовных романов издательства Mills and Boon пошло на изготовление шумозащитного дорожного покрытия автомагистрали М6 в английском Мидлендсе. Пресс-секретарь компании Tarmac при этом заверил читателей, что для этого «она отбирала не только их любимые книги - другие там тоже есть».

Использование переработанных книг в производстве дорожного покрытия, конечно, совсем не то же самое, что идеологически заряженный спектакль сожжения книг. Но, тщательно отбирая книги на наших книжных полках или в библиотеках, стоит помнить, что участь почти всех книг - быть уничтоженными тем или иным способом (в главе 9 мы рассматриваем уничтожение книг в контексте библиотечного хранения). Сожжение - очень эмоциональный прием, визуально и символически непростой и для тех, кто сжигает, и для тех, кто скорбит из-за этого. Но само по себе сожжение книг лишено смысла. Людей, жгущих книги, можно скорее назвать неадекватными, желающими привлечь к себе внимание, а не чудовищами геноцида. В конце концов, книги не люди, уравнивание уничтожения тех и других выходит далеко за рамки морали.

9 Библиотечные книги и «художественный вандализм»