Записки «черного полковника»

– Коля, они заявляют, что не работают друг против друга, а на самом деле выполняют заказы или указания своих правительств. Перед началом Первой мировой войны Россия, если тебе известно, была союзницей Франции. И вот во Франции изобрели бездымный порох. Он был эффективнее дымного по мощности, но, главное, не создавал проблем при стрельбе в артиллерии. Россия намекает Франции, что нужно бы поделиться секретом с союзниками. Но та делает вид, что ничего не знает. И тогда во Францию едет, кто бы ты думал?

– Представитель Генштаба, артиллерист? – гадает Ефимов.

– Нет, химик Менделеев. Ему устраивают экскурсию по заводу, где изготавливается этот порох. Он незаметно берет с конвейера патрон и кладет себе в карман.

– Так просто? – удивляется Ефимов?

– Не торопись, – говорю ему я. – Менделеев был великий химик, но никудышный вор.

– Его поймали?

– Офицер, который его сопровождал, понимал цель визита Менделеева на этот завод и внимательно следил за ним. Он, конечно, заметил кражу материального носителя секретной информации и попросил Менделеева положить патрон на место. Сделал он это в вежливой форме, но достаточно настойчиво. Менделееву было неловко, он положил патрон на конвейер и ушел с завода. Но задание военных нужно было выполнять, и он поступил уже как настоящий профессионал от разведки. Он пошел на ближайшую железнодорожную станцию и посмотрел визуально, а также по справочникам, какие грузы идут на завод. По ним он и составил рецепт бездымного пороха.

– И эти грузы не были засекречены? – удивляется Ефимов.

– Тогда до этого никто не додумался, – говорю я, вставая со стула. – Пока.

– А анекдот? – просит Ефимов. – Ты же обещал.

– Ах, память девичья, – отвечаю я, – совсем забыл. В общем, арестовывают трех нелегалов, выясняют, что все они нанесли Америке ощутимый вред, и приговаривают их к смертной казни. А до приведения приговора в исполнение помещают их в одну камеру. Перед лицом смерти они все сдружились…

– Еще бы, – говорит Ефимов. – А ты бы не сдружился?

– Не знаю, – отвечаю. – Я на себе не показываю, примета плохая. Так вот, приходит день приведения приговора в исполнение. Первым ведут на казнь англичанина. Приводят его в некую комнату и с большим понтом говорят, что он находится в самой демократической стране мира, а поэтому у него есть право выбирать способ казни. Либо электрический стул, как это принято в Америке, либо повешение, как это принято в Англии.

– Конечно, электрический стул, – говорит англичанин. – Повешение – это так примитивно.

Садят его на стул, включают рубильник. Но, небывалое дело, тока нет.

– А как же освещение в комнате? – спрашивает Ефимов. – Это должна быть комната без окон.

– Не знаю, – отвечаю я. – Может быть, в США электрические стулья питаются не от бытовой сети.

– А-а, – произносит Ефимов, – тогда понятно.

– Перед англичанином извиняются, говорят, что дважды приговор в исполнение не приводится, ему повезло, и уводят его обратно в камеру, а навстречу уже ведут француза.

– Тока нет, – говорит ему англичанин.

– Понял, – отвечает ему француз.

Приводят француза в ту же комнату и говорят ему: вы находитесь в самой демократической стране мира, а поэтому выбирайте – гильотина, как во Франции или…

– Или, или… – говорит француз. – И побыстрее.

А далее происходит то же самое – тока нет, и француза ведут обратно, а навстречу ему – советский нелегал.

– Тока нет, – говорит ему француз.

– Понял, – отвечает ему наш.

– А на каком языке сказал это француз? – спрашивает Ефимов.

– А это так важно? – начинаю злиться я.

– Ну, конечно, – говорит Ефимов. – В противном случае он ничего бы не понял.

– Ладно, – говорю я примирительно, – они там друг друга обучали французскому и русскому языку, поэтому француз сказал это русскому на знакомом языке.

– А-а, – произносит Ефимов, – тогда понятно.

Мне уже не хочется рассказывать анекдот до конца, ведь в процессе рассказывания анекдотов, как и в вербовке, участвуют две стороны: вербовщик и вербуемый. И если они не являются родственными душами, или вербовщик не нашел в душе вербуемого некую грань, которая близка и понятна ему, ничего из такого сотрудничества не выйдет. Ничего не выйдет сейчас и у меня.

– Ну! – торопит меня Ефимов. – А потом?

– А потом приводят советского нелегала в ту же комнату и говорят ему те же слова про самую демократическую страну в мире и предлагаю выбор: электрический стул, как в США, или расстрелять, как в СССР…

Я делаю паузу, потому что на этом месте любой сотрудник нашего отдела завершил бы мою мысль, но только не Ефимов.

– И что он сказал в ответ? – следует вопрос Ефимова.

– Он, сказал: конечно, расстрелять, у вас ведь тока нету.

– А почему он так сказал, он что, не понял француза? – удивляется Ефимов.

– Конечно, не понял, Коля, конечно, иначе он так бы не сказал, – говорю я и ухожу, чтобы Ефимов не задал мне еще какой-нибудь вопрос, на который у меня уже не будет сил ответить.

Расим

Войдя в свой номер, Расим закрыл дверь, разделся, принял душ, приготовил одежду для вечернего выхода «в свет», бухнулся на постель и укрылся простынею.