Записки «черного полковника»

– Это хорошо для тебя. Потому что без друзей Эрдемира тебе отсюда не выбраться.

– Ну да…. Сначала меня облыжно обвиняют в фальшивомонетничестве.

– Не понял, что такое – облыжно?

– Ложно.

– Расим, я не уверен, что это провокация. Уж очень все хорошо складывается…

– Ты полагаешь?

– Да, ведь все, что с тобой случилось, происходило на моих глазах.

– Вот-вот…

– А, ты думаешь, что я тоже участвую в этих игрушках?

– Не знаю, но я не хотел бы лишиться именно сейчас единственного друга.

– С этим нельзя не согласиться, – произнес Фарук и снова предложил выпить.

Они выпили одну бутылку, затем – вторую. Потом Фарук снял башмаки и завалился спать на угловой диван, сказав, заплетающимся языком:

– Дверь никому не открывай. Если будут стучать, разбуди меня. Мне надо будет связаться с Эрдемиром. Не открывай дверь, а то опять влетишь…

«Почему опять?» – подумал Расим и тоже стал укладываться спать.

Виктор Сергеевич

Виктор Сергеевич выругался и перевернулся на другой бок.

Что делать? Собраться и уехать, не продолжая контакта с «Джонатаном»? Или дать всему течь так, как все течет сейчас? Авось куда-нибудь и выплывет…

Он вспомнил, как однажды попал в проверочную ситуацию. Лет двадцать назад он пересекал границу США. Вдруг откуда-то со стороны появился какой-то таможенный начальник и демонстративно отбросил его чемодан в сторону. Шли пассажиры самолетов, давно прошла группа, в составе которой он был, началась проверка следующих групп. А он все стоял. Он просто стоял, не делал недоуменное лицо, не пытался выяснить или хотя бы понять действия таможенного чиновника. Он играл роль человека, которого таможня обслуживает. И если таможне захотелось отставить его чемодан в сторону, то она сама рано или поздно объяснит, для чего она это сделала. Он ждал, чем это все закончится. И таможенник, что-то пробурчав себе под нос, бросил его чемодан на ленту конвейера.

Двадцать лет назад никто ничего не писал в газетах и журналах о разведке и контрразведке. Теперь же появилась масса «исследователей», а точнее – промывателей мозгов – которые «анализируют» и безапелляционно комментируют деятельность разведки. Причем некоторые из них делают вид, что «они тоже оттуда». Но, мол, не могут это открыто признать, правила игры, дескать, такие.

Однако как разведчик Виктор Сергеевич имел на этот счет собственное мнение, которое объяснялось способностью узнавать «своего» или «чувством на своих». Встречаясь с незнакомыми людьми, он уже после нескольких фраз начинал чувствовать их принадлежность к клану разведчиков, во-первых, и своих разведчиков, во-вторых. И после нескольких первых предложений очередной публикации и даже по заголовку он также мог сказать: профессионал писал эту статью или очередной «исследователь».

В Вильнюсе Виктор Сергеевич встретился со своим старым другом Арвидасом. В советские времена тот был журналистом одной из центральных газет. В новые же времена, хотя в Литве и не было официального запрета на профессии, в газеты его не брали. И Арвидас зарабатывал на хлеб таксистом. Это не мешало ему время от времени посещать кафе в Доме писателей, где всегда готовили хороший кофе. В этом кафе Арвидас и познакомил его с Сигидасом, который должен был везти отдыхающих в Италию.

Однако до отъезда было еще три дня, и Виктор Сергеевич изучал город, чтобы деталями подтвердить легенду своего «возникновения» из Вильнюса: ходил по Старому городу, запоминал детали православных и католических храмов. В конце концов он поймал себя на мысли, что мог бы зарабатывать на кусок хлеба, водя экскурсии по улицам старого Вильнюса и рассказывая экскурсантам легенды о крещении прадеда Александра Пушкина Ганнибала в Пятницкой церкви или о том, что Наполеону Бонапарту весьма понравился храм Святой Анны и он сожалел, что не может забрать его с собой в Париж.

А еще Виктор Сергеевич в массовом количестве просматривал западноевропейские газеты. В одной из них он нашел статью о Богдане Сташинском. Сташинский был назван агентом Советов, который окончил некую школу КГБ, готовящую боевиков – исполнителей смертных приговоров.

«Да, – подумал он тогда, – любят “исследователи” всякие школы, хотя козе понятно, что в школах можно готовить только тех, кто занимается конспиративной работой первого уровня. Те же, кто должен выполнять задания с высокой степенью конспиративности, обучаются индивидуально. Что касается Сташинского, то никакой внедренный в среду националистов посторонний человек не прошел бы проверки и не имел бы возможности быть близким к вождям УПА, если бы он “выпадал” из поля зрения “службы беспеки” на время учебы в мифической школе КГБ».