– Леонид, как вас по батюшке?
– Андреевич.
– Леонид Андреевич, не спешите забирать текст. Кто знает, может, мы со Светой ошибаемся. Дело в том, что я ухожу отсюда. И буквально на днях на мое место придет другой человек, точнее, другая. Она будет торпедировать все, что поддерживал я. Может быть, те мысли и идеи, которые есть в вашей рукописи, ей понравятся. Поэтому рукопись пусть останется и даже полежит прямо на этом столе.
– Хорошо, – произнес Корбалевич, поднимаясь с дивана.
– Но это не все, – сказал Михаил. – Я говорил вам о другом. Только что я был у директора. Он предлагает поставить фильм, тема которого вам, наверное, знакома.
– Почему вы так считаете?
– Потому что эта тема связана с деятельностью спецслужб, точнее, с проведением тайных операций. А вы человек из этой сферы.
– Ну, если эта тема маньяков, которых якобы готовил КГБ для борьбы с диссидентами, то увольте. Я уже говорил об это с Серебряковым.
– Нет, не маньяков, – сказал Михаил. – Это тема использования «кукл».
– Вы имеет в виду те «куклы», которые используют мошенники при расплате за дорогие вещи?
– Нет. Я говорю о приговоренных к смерти, которых посылают на спецоперации.
– Это тема одного поля ягодки с маньяками. Я вряд ли чем-нибудь могу вам помочь
– Не отказывайтесь, Леонид Андреевич, – сказал Михаил. – Я вам дам рукопись. А вы напишете на нее заключение. И это будет вам дважды полезно.
– Почему полезно, да еще дважды?
– Потому, что вы увидите, как пишется сценарий и, возможно, приведете ваш текст к такой форме. Тогда шансы его повысятся. Это, во-первых. А, во-вторых, на чтение у вас уйдет некоторое время. Это место займет моя преемница. А я ей подскажу, что сценарий, который пробивает директор, находится на экспертизе у специалистов. Она с вами свяжется. И тогда вы встретитесь с ней и изложите свое мнение о сценарии фильма «Кукла». А она скажет вам свое мнение о вашей рукописи. Идет?
– Идет, – ответил Корбалевич. – Я оставлю вам свой номер телефона.
Виктор Сергеевич
– Дорого, дорого, – передразнил Ухналева Виктор Сергеевич и положил трубку на рычаг. – Давай продолжим наш анализ ситуации. Значит, ты прокачал Фарука, сказал ему, что не помнишь тему его доклада. Тогда как тему твоего доклада и даже стихи помнит он.
– Но мне не удалось получить подтверждение моим предположениям. А он перешел в наступлении, и мне пришлось отдуваться, вспоминать поэму «Шах-Аббас».
– Ты не уловил, было ли это искренним? Не обратил внимания на реакцию Фарука, когда ты задал ему вопрос о теме его доклада там, в Баку?
– Еще раз хочу сказать, что на саму реакцию я внимания не обратил, а вот на ответ и некую задиристость, а также подчеркивание того, что он в отличие от меня не бросил языкознание и литературу, обратил.
– Он полагает, что ты был занят другими делами?
– Он знает, что я занимаюсь турбизнесом, точнее, работаю на хозяина турфирмы.
– А потом тебя взялся экзаменовать Эрдемир?
– Да, он спросил, помню ли я «Шах-Аббаса».
– И довольно подробно стал тебя опрашивать. Какую цель он преследовал при этом, как ты полагаешь?
– Я думаю, что он тоже хотел посмотреть, насколько далеко я отошел от филологии. А может быть, мое появление на той конференции было случайным, точнее, легендированным? Это с одной стороны, а с другой – он всегда в беседе занимает позицию «над собеседником», позицию, с которой он может доминировать. И очень не любит беседы на равных. Его спор с Фаруком это показал.
– Потому он и Эрдемир…
– Но в этом эпизоде есть еще один аспект. Когда я все же пересказал сюжет, Эрдемир подвел некоторый итог, заявив, что страх – единственный стимул в управлении человеком. Ничто другое не может с ним сравниться. И что Восток был всегда мудрее, так называемого просвещенного Запада. Если бы Карл Маркс знал этот сюжет, он никогда бы не создал своего учения, а русские не попытались реализовать его на практике. Он еще раз подчеркнул, что на страхе держится весь мир. Именно страх побуждает человека вести правильный образ жизни, не покушаться на то, что на Западе называется правами человека.
– Наверное, твоя реакция на этот вывод была не той, что он ожидал?
– Почему вы так решили?
– Потому, что он не нашел на твоей физиономии должного понимания этой сентенции и стал, как сержант, тебя «строить». Вспомни, что было потом?
– Потом ему не понравилось мое отношение к курящей кальян женщине.
– Скорее всего, это был только повод. На самом деле, ты, сам того не желая, подверг некоторому сомнению ряд его мировоззренческих постулатов. И он стал тебя к ним прибивать в свойственной ему манере. Тебе стоит запомнить эту черту его характера. Это может пригодиться.
– Вы полагаете?
– Я уверен. Иначе, зачем же городить столь сложный огород.
– Возможно, разговор о хиджабах возник случайно. Потому что его контрагентом в споре оказался не я, а Фарук.
– А возможно, все наоборот. Потому что они спорили не на каморканском, а на русском. Этот спор был явно для тебя, это типичный вариант доброго и злого вербовщика, разновидность доброго и злого полицейского.