С пребывающими при царском дворе (иностранными) министрами он должен иметь вообще дружественное и вежливое обхождение, но порученные ему тайные переговоры вести (при этом) так, чтобы от того не приключилось нашим интересам ущерба; в глазах же (лиц), которые отнеслись бы (к этим тайным его переговорам) подозрительно, придавать предмету иную окраску в том смысле, что действия его имеют единственной целью возобновление старых союзных и торговых договоров, а в особенности (разрешение вопроса о) лапландском разграничении. Далее, между (его) величеством в Бозе почивающим блаженные памяти государем родителем нашим и престолами французским и шведским состоялось соглашение, (в силу коего) посланники договаривающихся сторон, помимо (обязательности делать) послам (другой договаривающейся стороны) первый визит, должны еще подавать им руку в своем доме. Ввиду этого, если во время пребывания нашего чрезвычайного посланника при царском дворе, к (его) царской любви посланы будут и приедут в Москву послы от (их) любви королей Французского и Шведского, он должен, на случай требования со стороны этих послов, сообразоваться с означенным соглашением, причем имеет, однако, внушить им предварительно, что (подает им руку) в силу установленного соглашения и что мы имеем в виду и ставим условием, что suo tempore et loco[427] и посланники французский и шведский будут поступать так же в отношении наших послов.
Все остальное, что надлежит наблюдать для (пользы) нашей службы, мы всемилостивейше поручаем заботливости и усердию нашего чрезвычайного посланника. (В ответ) на его донесения, (а) также и по мере надобности мы будем снабжать его дальнейшими всемилостивейшими приказаниями и инструкциями по всем вопросам, которые могли бы возникнуть. Теперешнему нашему посланнику Грунду мы в заключение преподаем всемилостивейшее приказание оставаться в Москве до прибытия туда нашего (нового) чрезвычайного посланника, командора (Юля), с тем чтобы сообщить (последнему) надлежащие обо всем сведения и данные, а также передать бумаги, которые могли бы ему понадобиться до начала и продолжения при царском дворе полученных ему дел. Бумаги эти (Юль) имеет принять на хранение под собственноручную расписку с подробным их обозначением, а (впоследствии), если по своем отозвании (из Москвы) не получит от нас иного приказания, должен будет, возвратившись (в Данию), всеподданнейше сдать их, согласно (общему) для (всех) наших иностранных министров правилу, (в канцелярию), вместе с настоящей нашей инструкцией, всеми предписаниями, которые он с течением времени получит, а равно и дневником (с описанием) всего того, что с ним приключится (как при исполнении обязанностей) нашей службы, (так и вообще) in publicis. Во всем этом мы всемилостивейше полагаемся на похвальную верность и преданность, до сих пор им выказывавшиеся, и пребываем к нему нашей королевской милостью благосклонны. Удостоверяется приложением нашей печати и подписанием оставленного (в Дании) совета нашего.
Дана в резиденции нашей Копенгагене 11 июня 1709 г.
Инструкция г-ну морскому командору Юсту Юлю, назначенному чрезвычайным посланником к царскому двору.
Выдержки из автобиографии Расмуса Эребо, касающиеся трех путешествий его в России
Посланник Юст Юль выехал из (Копенгагена) 17 июля 1709 г., сухим путем, в сопровождении лишь своего камердинера и лакея (датского) короля, который (то есть король) находился в то время в Берлине. Секретарь миссии юстиц-советник Петр Фальк, ныне покойный, я и прочие люди, вместе с багажом и повозками, должны были отправиться морем в Кёнигсберг, с тем чтобы там съехаться с посланником.
Сев во имя Господне на королевское транспортное судно «Ферё», под командой командора Тамбсена, впоследствии шаутбенахта, (а) ныне (тоже) покойного, мы 20 июня вечером пустились на парусах в путь…
Посланник приехал к нам в Пиллау из Берлина 23 июня…
В воскресенье 11 августа вышли на парусах из Пиллау, а 15 вечером бросили якорь на ревельском рейде…
30 августа прибыли в Нарву…