Записки доктора (1926 – 1929)

«Было у меня до революции две коровушки да денег царских двенадцать тысяч. Лежат теперь в сундуке. Так ничем и не попользовалась. Теперь вот получаю за мужа шесть рублей, да и те два года охлопатывала: всё сначала отказывали, думала – с ума сойду, хоть в петлю полезай!»

«Поехала в Москву, к Берлянду[71]. В Ярославле задержалась. Дай-ко, думаю, зайду к здешнему специалисту по ушам (Либинзон[72] – фамилия). А он и начал смеяться над рецептами Берлянда. А я встала да и говорю: ну уж если ты над Берляндом вздумал смеяться – сам ты нонешний, никудышный и ничего не понимаешь, нечего мне у тебя делать!»

«Как есть вся больная! А тут заставили грамоте ходить учиться… Сижу – как есть ничего не понимаю, голова кружится, совсем падаю!.. Дома ребятишки голодные. Муж бросил. Говорю, что больная, и бумагу из домкома показываю – так не верят; принеси, говорят, записку от доктора. Три повестки получила – совсем измучили!»

«Хвораю от расстройства: сын 18 лет совсем от рук отбился».

«Такой страм развели: в кажной деревне кабак! Напился пьяный, похмелиться надо: в любую деревню иди – везде самогон. Уж так мы недовольны за это на правительство!»

«Чай пью, пищу всякую ем – а всё не дюжаю!»

«Уж вы не обессудьте за крест-то на мне: мы, деревенские, ещё в крестах ходим – не как в городах».

Фамилия: Латынкина.

«Ничем никогда не занимался, не служил: единственное занятие – производил на свет детей» (жена – о муже).

Фамилия: Хныкина.

Девочка трёх лет говорит: «А ты сто зе посмотрел у меня одно горлыско, а ты посмотри и зывотик и головуску, всё-всё посмотри!»

«Наша работа известная: или в огнесклад, или на тряпку – никакой другой работы для нас, баб, нет!»[73].

«У нас вся деревня, все восемь домов, – и все Носопыркины».

«К вам попасть-то больно трудно – не легче, чем на тот свет!»

Ноябрь и декабрь 27 года

«А не дадите ли мне чего-нибудь волосы перекрасить: хотелось бы как-нибудь помоднее?!»

«Всё жили хорошо с мужем, шесть лет жили по-Божьи – а теперь дурака валяет – то дерётся, то пьёт, то хулиганит».

«Нельзя народу существовать при таком положении… Судите сами: семья – семь человек, работы нет – просто ума не приложу, как существовать будем… Нет, в таких рамках народ не может жить!»

«Пища у нас очень плоха – один только хлеб. Найдётся когда луковка, так уж это большая радость… Посыпешь сольцой и поешь, и Бога поблагодаришь!»

«Детки к баушкам расположены лучше, чем к маткам».

Грузчики – десять человек – разгружают 4 вагона ржи в сутки (по 250 мешков в каждом вагоне – всего 1000 мешков). Из них двое зашивают мешки, двое насыпают зерно в мешки, остальные – таскают. Получают каждый не свыше 40 рублей в месяц. На каждого носильщика приходится около 750 пудов груза в день.

«Потрудитесь, товарищ Ливанов, осмотреть меня: страдаю головными болями и вообще желаю весь осмотреться». – «Но ведь вы ко мне на приём не записаны, без записи я не могу вас принять». – «Какие ещё тут записи, я работать не могу, у меня голова болит, и весь я нездоров!..» – «Понимаю, но нужно соблюдать заведённый порядок: нужно записаться в очередь к врачу – ко мне не попали, запишитесь к другому: он вас примет, может быть, и вне очереди». – «Прошу без наставлений – я сам знаю, к какому доктору идти, и требую, чтобы вы меня осмотрели!» – «Я уж вам сказал, что не могу вас принять и почему, уходите, не отнимайте время у записанных…» – «Так-так, по-ни-маю! Это тебе не нравится, что я назвал тебя товарищем… Так и запомним: контр-ре-волюция, значит!..» – «Вы что же, сюда пришли провокацией заниматься? Убирайтесь вон!!» – «Ах вот как, я, значится, провокатор, по-твоему, – ну хорошо же, я тебе припомню, милый друг! (Грозит пальцем.) Ты у меня всю жизнь будешь помнить, как я тебе отомщу».

Отец семейства жалуется на боли в области сердца. Боль чаще появляется после еды. Высказывает опасение, что в пищу ему домашние кладут что-нибудь для отравы. Подозревает в этом своих детей: «Не нравится им, что я наставляю их, как надо жить по-христиански».

«Нынче дочерей-то выдавать замуж одно горе… Уж такая молодёжь, такая молодёжь – что хуже нельзя!.. Выдаём замуж, а сами знаем, что через неделю, много две, домой явятся… Без благословения церкви – уж какой же это брак!.. Просватали этта дочку… Скромненько таково – чтобы не обиделся – говорю жениху-то, что хорошо бы повенчаться в церкви… да и благословить желалось бы иконой заступницы… А он только зубы оскалил да и говорит: “Благословить хочешь, так возьми лопату и помахай: всё равно один толк – что лопата, что икона!..” Уж так теперь прискорбно, что и сказать нельзя. Не свадьба у нас, а похороны: детей своих, вымоленных у Бога, хороним!»

«Один сын расстрелян, другой пропал на фронте, третьего в остроге замучили… Учим, учим – только подняли всех: всех лишились!.. В городе жили – всё обрали, в деревню переселились – и здесь кругом обобрали!»