«Муж у меня, знаете, такой нехороший: всё, знаете, пьёт и обращается по-хулигански. А у меня характер, знаете, не позволяет: всё и расстраиваюсь…»
«Дайте мне записочку, чтобы не стоять в очередях. Из-за маленькой булочки стоишь целый день… Затолкают экую-то слабую-то да больную – сил никаких нет».
Священник (из села Рожалова[76]
) рассказывает: «Отказался от земли – тяжело было налог платить. Думал, полегче будет. А теперь за одну корову без земли наложили налогу 400 рублей».«Два дня ничего не ела. Детей пятеро. Достану им в очереди килограмм хлеба – покормлю, как голодная галка галчат, а сама только водички попью. Поддержите хоть каким лекарством: больно детей-то жалко!»
«Детей четверо, пятая мать. Муж помер. Живём на моё жалованье – 22 рубля в месяц».
«Муж в карахтер взойдет – всю изобьёт, всё переломает: и столы, и стулья, всю посуду перебьёт. Хочу к маме уйти – дети за юбку хватают: “Не уходи, мама!..”»
На днях, будучи в деревне, услыхал первый раз в своей жизни, как крестьянские девицы пели похабные песни.
«Плохо живём, уж так плохо, что глаза бы ни на что не глядели… Не поверите: далеко ли от нашей деревни до города, всего каких-нибудь 20 вёрст, а я до нонешней зимы с самой этой революции в городе не бывала. Да и непочто ездить, поглядеть-то не на что! Нынче в пост собралась. Иду по Крестовой и вижу: где памятник-то был царский, на том месте, где царь-то батюшка, красавец-то наш, стоял, – словно бы-те копна из теста надета. Вгляделась: лицо такое нехорошее и губу-то этак выпятил, длинное-то экое да противное… После экой-то красоты, што тут была, да экая-то скверность!.. Идёт какой-то человек с книжкой под мышкой. Остановился и говорит: “Ты чего смотришь, тётка?” А я и говорю: “Да кто же это?” А он и говорит: “Да разве не узнала? Ведь это царь!” Батюшки-светы! Так это Ленин-то и есть, ну и харя! А он засмеялся да и говорит: “Только ты, тётка, больше уж никому так не говори, а то посадят!..”»
Пьяный муж ударил жену каблуком в лицо. Сын вступился за мать и ударил отца по щеке. Завязалась драка. Бегали за милицией.
«Муж получает, как безработный, пособие 10 рублей и половину из них пропивает».
У крестьянки Чистяковой (деревня Конюшино) убит муж при взрыве в огнескладе (7 лет тому назад). Жена не получает ни пенсии, ни пособия («крестьянка, имеющая дом и землю, может прокормиться»). Хлопотала несколько лет безуспешно. Живёт в большой бедности с двумя детьми и матерью. Платит и сельскохозяйственный налог.
«Замужем?» – «Живу с мущиной, ни венчаны, ни што: какое уж это замужьё!»
«11-й год живём в этой маяте, чем дальше, тем всё хуже да хуже… Довели товарищи – никому житья неть!»
Фамилия: Праведнова.
«Я за вас всё Богу молюсь: какие вы хорошие да приятные!»
«Муж у меня здоров на все сто процентов!» «Удивительное дело – к вам придёшь, послушаешь вас и понимаешь, что никакого лекарства мне не надо… От одних слов сразу легче делается… А к нашим врачам, к заводским, – таких тебе болезней наскажут, такого наговорят, да резко так: ну нет тебе никакого выходу, ложись да помирай!»
«Девочку зовут Кларой: это по-новому, для мужа, а я её потихоньку окрестила и назвала Ларисой – для мужа одно имя, а для меня – другое».
«Запуганы мы все в деревне страх как: как закричат под окном “На собрание!”, так я вся и затрясусь, сяду на пол, закроюсь руками и сижу ни жива ни мертва!»
«Особенно тушной (толстой) никогда я не была!»
«Что вы скажете? Давно я хвораю, лечусь и всё без толку… Этта взяла у дяди ваш порошок, который вы ему прописали, приняла и – что вы скажете! – ведь сразу лучше стало! Авторитетно у вас больно велик, вот и приехала уж теперь сама».
«Я партийный человек, держусь того взгляда, что надо поддерживать и выдвигать молодых советских врачей… Так что вы, может быть, не поверите мне, если я скажу вам, что рассчитываю только на вас, о вас очень хорошее мнение существует со всех сторон! Как честный человек, я вам откровенно заявляю, что верю только вам!»
«Прислали к нам двух докторов, двух жидочков. Ничего как есть не понимают. Этта захворал мой отец – мочу захватило, а они бились-бились: никак мочу спустить не могут! Уж возили к фершалу за десять вёрст – он уж и помог, а то бы помирать надо!»
Приходит парень лет 19–20. Просит избавить его от «срамоты». На одной руке у него татуировкой написано похабное слово (х), на другой нарисован penis[77]
с принадлежностями. Рассказывает, что это устроили ему товарищи, когда он был пьян до бесчувствия.«Мужики пьянствуют, а бабы аборты делают – вот и вся наша теперешняя распоганая жизнь!»
«Ничего нам, родимый, не дают: ни беленькой мучки, ни каких-нибудь круп… Этта дали на сенокос 5 фунтов пшена горького-прегорького: что хошь то и делай, хошь ешь, хошь гляди на него!»
«Нету этого, чтобы так беспрерывно кашлять – так кашляю “произдоваль”».
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное