Записки доктора (1926 – 1929)

«Ись-то прямо хочу и хочу, так бы всё и ела, и ела: что хошь, кажется, съела бы! А купить-то не на что… За хлебом-то бегаю, бегаю… Сегодня у нищего купила шесть кусков за 15 копеек… И то слава Богу! Хотелось бы на комиссию: не прибавят ли хоть сколько-нибудь пенсии. На двенадцать-то рублей вчетвером поди-ка проживи! Да боюсь до смерти, как бы и эту пенсию-то не отняли… Что им стоит? Скажут: “Ты здоровее стала” – и отнимут! Лучше уж не пойду, уж Бог с ними, пусть живут как хотят!»

«Как жить-то, дорогой доктор!?.. Жакта нашла лишку в квартире, раньше платили 1 р. 35 к., а теперь наложили 5 р. в месяц. Хотела пустить кого-нибудь – не дают, говорят: “Будешь спекулировать квартирой!” Пришлось выселяться, а двенадцать ведь лет жили в квартире-то… А я и пенсии-то получаю за ребят 9 рублей. Чем жить-то!? А этта и пенсии-то не получала. Пришла получать, а кассир-то любезный с нашими-то сиротскими деньгами возьми да и сбежи! Так цельный месяц и прожили без денег. Через месяц пошла получать, получила, а дорогой-то у меня все деньги-то и вытащили… И опять целый месяц без денег. Вот жизнь-то – не приведи никому, Господи!»

23. VII. Мои слова дочери Гале перед венчанием

От своего имени, от имени твоей матери, от имени всех наших предков благословляю тебя, милое дитя моё, на почётную, красивую, честную жизнь женщины-матери. Мы тебя вынянчили, выпестовали и теперь вывели на широкую дорогу жизни… Но жизнь прожить – не поле перейти. Недаром жизнь называют ещё морем житейским. Не всё в море «струя светлей лазури», не всё под ним «луч солнца золотой». Бывают и бури, и бурь этих больше, чем тишины и покоя. Тебе легче будет переплыть это море с новым товарищем и другом, если между вами будет всегда мир и согласие, «совет да любовь». Но и этого всё-таки мало. В полной безопасности будешь только тогда, когда сохранишь в душе своей страх Божий и не угасишь в сердце своём пламень веры. Сохрани их. Вручаю дальнейшую судьбу твою Той, образом которой благословляю тебя, – благословеннейшей из жён, величайшей страдалице – матери всех обездоленных, всех сирот – Матери Бога нашего!

27. VII

«Он у меня, сын-то, благодаря Бога, умный – не женится и не собирается жениться!»

«Уж ты не молись Богу сам-то – я за тебя помолюсь!»

«Лучше бы в землю уйти – только детей жалко… Уж так тяжело, так тяжело нам, женщинам! Никакой помощи от мужей, а только одна порча. Пьяница на пьянице, хулиган на хулигане!»

«Мой муж пьяный только и хорош, а от трезвого только один колоток и видишь. Развестись – только уж больно тяжело с детьми-то в деревне. Теперь хоть и колотит, да всё какую копейку увидишь!»

Врач в больничном листке пишет: abcès (abscessus)[78].

«Уж я вам покаюсь: ну-кося, 52 года мне, а замуж вздумала выйти! Житьё-то было больно плохое. Совсем стеснили: всё буржуйка да буржуйка! Ну куда деваться? А оказался муж-то пьяницей – не пьёт месяца два, а потом и запьёт. Думаю уж бежать!»

28. VII

«Болит голова, всё тело болит – муж отдул вчерашний день. Из-за того, что я не даю ему продавать картошку-скороспелку. Только дождались свежей картошечки, а он хочет вырыть всю и продать, чтобы деньги пропить. 11-й год живём – как чуть-нибудь, так и бьёт чем попало».

31. VII

Ученик 1-го курса сельскохозяйственного техникума за Волгой. Резкое исхудание, усталый, изнурённый вид. Жалуется на общий упадок сил. Работает как чернорабочий на покосе в совхозе техникума. За работу ничего не получают учащиеся – ни деньгами, ни пищей. Кормятся за свой счёт. Из дому ничего не помогают. Живет на 5 рублей пенсии. Около полугода не видел горячей пищи и вообще не обедал. Питается всухомятку, кое-чем.

Письмо отца к дочери в 25 году (30.VII.1925 г.)

«Только в последние, тяжёлые для нас дни я понял глубокий смысл евангельского изречения: “Враги человеку – домашние его…”, то есть никто не может причинить большего горя, большей муки, как родной и близкий человек.

Соберу всё своё мужество, так жестоко сейчас потрёпанное, схороню горькую обиду от слов: “Как бы ты ни доказывал – всё равно меня не убедить!” Что уж думать об обидах, когда дело идёт о судьбе родного ребёнка… Если бы он сам в безумии искал своей гибели, если бы он счёл меня даже лютым врагом своим – я всё равно должен спасать его всеми средствами, хотя бы он возненавидел меня за это. Не могу я иначе, так как отвечаю за него и перед собственной совестью, перед всей нашей семьей – живыми и почившими её членами, – и перед Богом.