Цветущий юноша из духовной семьи, комсомолец, избач… Несомненно, в своей ячейке передовой общественный работник, «активист» – как их называют. Не секрет, что в среде этой молодёжи усиленно интересуются вопросами пола. Собрания, конференции, доклады, дискуссии, «проработки» различных тем общественного и политического порядка – это всё формальная, трескучая, «для публики» сторона дела. Внутри, для себя, – пол, пол и пол. В самом опасном возрасте, когда пол и так прёт со всех сторон, мучает тело, поднимает из тёмных душевных глубин донную грязь, – молодая душа человеческая оставлена на добычу животной стихии… «Без черёмухи»[83]
тускнеет чистое зеркало души, покрывается тиной… Для этой молодёжи в волшебную майскую ночь под серебряным блеском месяца не дремлет тихий пруд, не отражаются в нём кусты и деревья, не смотрится старый усадебный дом, не поёт соловей, не открывается окно в доме и не смотрит из него прозрачно-белое девичье лицо с большими чёрными очами… Не сидит на берегу Левко и не поёт, и не играет на бандуре…Ходит по земле Кто-то огромный, чёрный, бесформенно-ужасный, и под его ногами исчезает молодая зелень полей и лугов, блекнут и вянут цветы, от его тени холод тянется по земле, гаснут небесные цветы, печаль одевает всё живое в серый, жуткий наряд… Ходит… и, оборачиваясь, скалит зубы… За ним тянется мёртвое болото, над болотом стелется туман, гнилой смрад, слышны всплески воды, хлюпает грязь, какая-то возня, визг, смех, плач… Ходит Он… и довольно хрюкает…
«Рожь зелёная. Хлеба нет. Сено всё погноили: трети нет против прошлого года. На полях грязь. Во многих деревнях озимое не хотят сеять. Прежде успевали засеять до Успеньева дня, а нынче первый Спас прошёл, а у нас ещё и жнитва не начинали. Не знаем – как жить будем!»
«Как себя хорошо чувствовала после вашего лечения! Прямо все обращали внимание. А теперь от расстройства всё прахом пошло… Сын объявил, что женится… Куда ни шло, если бы невеста-то была какая-нибудь путёвая, а то – просто шляющая девка… В приюте ребёнок, да ещё два аборта сделала. И на что польстился – как есть не понимаем! Отец цельную неделю плакал…»
«Как можно хорошо жить, господин доктор?! В прошлое время у мине всё было, что надо при моей болезни: и компот, и яблоки, и всякие фрукты. Всё у мине было, что хочу, господин доктор. Раз господин доктор приказали: не есть того-другого, а есть только фрукты – пажалуйста, раз для здоровья нужно, пажалуйста… А теперь, господин доктор, разве я знаю, что такое компот, яблочки, виноград? Ничего я не знаю… В прежнее время я пила Боржом, Сентуки – чтобы не поднимался мой живот… А типерь – посмотрите, господин доктор, какой у мине живот!.. И что ж я поделаю, господин доктор, когда ничего нет и я не знаю, на что купить?! Я знаю, что мине нужны ванны – а скажите, господин доктор, могу я делать ванны, когда у нас такая квартира, что, извините за выражение, только горшок ночной ещё поставить можно – и то тесно!.. Ну скажите, господин доктор, по совести – можно так жить? Ну так я вам скажу – совсем, совсем невозможно так жить!.. Вот я как вам скажу, господин доктор, и вы уж поверьте мне – честной еврейской женщине, господин доктор!»
«Пришла домой – дочка говорит: “Папа гулял два дня, прогулял десять рублей!” Как меня всю затрясёт, как затрясёт, зуб на зуб не попадает: у-у-у-у! Вот ведь какая нервная стала от нонешняго житья!»
«Уж не знаю: говорить ли?.. На старости-то лет такую болезнь получила, в таком-то месте, что сказать совестно… Не оттого ли, думаю, что этта за вениками ходила да на холодной земле и посидела – задницу-то, наверно, и настудила? Не иначе как от этого. Больше ума не приложу – отчего могло эко-то приключиться. Недели уж четыре болит: думаю, как я пойду, да батюшки, срам-то какой, да батюшки, совестно-то как!!»
«Он учится, и я учусь. Условились, что через год женимся. Теперь год прошёл, и он требует, чтобы я сходила к доктору и представила ему бумагу о своей невинности… В противном случае он не считает возможным жениться на мне… Я согласилась… Он, конечно, вправе этого требовать… Но как-то неприятно и гадко, чувствую в этом что-то оскорбительное: я же ему доверяла, мне и в голову не приходило ставить ему какие-то условия… Сказала ему так, а он ответил: “Мало ли что с тобой могло случиться! Хочу быть
«Очень хорошо, честно вдовею: живу у отца с матерью».
«Уж так неудачно вышла замуж: его нахвалили, жить было нечем, мать померла… Теперь и похлёбку-то не каждый день едим – что-что, муж есть. Да и муж-то: не пьёт месяца три, а потом и запьёт месяца на два. Человек мастеровой: если денег нет, займёт у товарищей, а то и так напоят, а то пропьёт и с себя что-нибудь… В последний раз, извините за выражение, последние кальсоны с себя пропил».
«У нас в деревню доктор приезжал, еврей заграничный, и вот что мне сказал: “Если будешь есть плохую пищу – обязательно умрёшь!”»
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное