Читаем Записки доктора (1926 – 1929) полностью

Цветущий юноша из духовной семьи, комсомолец, избач… Несомненно, в своей ячейке передовой общественный работник, «активист» – как их называют. Не секрет, что в среде этой молодёжи усиленно интересуются вопросами пола. Собрания, конференции, доклады, дискуссии, «проработки» различных тем общественного и политического порядка – это всё формальная, трескучая, «для публики» сторона дела. Внутри, для себя, – пол, пол и пол. В самом опасном возрасте, когда пол и так прёт со всех сторон, мучает тело, поднимает из тёмных душевных глубин донную грязь, – молодая душа человеческая оставлена на добычу животной стихии… «Без черёмухи»[83] тускнеет чистое зеркало души, покрывается тиной… Для этой молодёжи в волшебную майскую ночь под серебряным блеском месяца не дремлет тихий пруд, не отражаются в нём кусты и деревья, не смотрится старый усадебный дом, не поёт соловей, не открывается окно в доме и не смотрит из него прозрачно-белое девичье лицо с большими чёрными очами… Не сидит на берегу Левко и не поёт, и не играет на бандуре…

Ходит по земле Кто-то огромный, чёрный, бесформенно-ужасный, и под его ногами исчезает молодая зелень полей и лугов, блекнут и вянут цветы, от его тени холод тянется по земле, гаснут небесные цветы, печаль одевает всё живое в серый, жуткий наряд… Ходит… и, оборачиваясь, скалит зубы… За ним тянется мёртвое болото, над болотом стелется туман, гнилой смрад, слышны всплески воды, хлюпает грязь, какая-то возня, визг, смех, плач… Ходит Он… и довольно хрюкает…


15. VIII

«Рожь зелёная. Хлеба нет. Сено всё погноили: трети нет против прошлого года. На полях грязь. Во многих деревнях озимое не хотят сеять. Прежде успевали засеять до Успеньева дня, а нынче первый Спас прошёл, а у нас ещё и жнитва не начинали. Не знаем – как жить будем!»


18. VIII

«Как себя хорошо чувствовала после вашего лечения! Прямо все обращали внимание. А теперь от расстройства всё прахом пошло… Сын объявил, что женится… Куда ни шло, если бы невеста-то была какая-нибудь путёвая, а то – просто шляющая девка… В приюте ребёнок, да ещё два аборта сделала. И на что польстился – как есть не понимаем! Отец цельную неделю плакал…»


22. VIII

«Как можно хорошо жить, господин доктор?! В прошлое время у мине всё было, что надо при моей болезни: и компот, и яблоки, и всякие фрукты. Всё у мине было, что хочу, господин доктор. Раз господин доктор приказали: не есть того-другого, а есть только фрукты – пажалуйста, раз для здоровья нужно, пажалуйста… А теперь, господин доктор, разве я знаю, что такое компот, яблочки, виноград? Ничего я не знаю… В прежнее время я пила Боржом, Сентуки – чтобы не поднимался мой живот… А типерь – посмотрите, господин доктор, какой у мине живот!.. И что ж я поделаю, господин доктор, когда ничего нет и я не знаю, на что купить?! Я знаю, что мине нужны ванны – а скажите, господин доктор, могу я делать ванны, когда у нас такая квартира, что, извините за выражение, только горшок ночной ещё поставить можно – и то тесно!.. Ну скажите, господин доктор, по совести – можно так жить? Ну так я вам скажу – совсем, совсем невозможно так жить!.. Вот я как вам скажу, господин доктор, и вы уж поверьте мне – честной еврейской женщине, господин доктор!»

«Пришла домой – дочка говорит: “Папа гулял два дня, прогулял десять рублей!” Как меня всю затрясёт, как затрясёт, зуб на зуб не попадает: у-у-у-у! Вот ведь какая нервная стала от нонешняго житья!»

«Уж не знаю: говорить ли?.. На старости-то лет такую болезнь получила, в таком-то месте, что сказать совестно… Не оттого ли, думаю, что этта за вениками ходила да на холодной земле и посидела – задницу-то, наверно, и настудила? Не иначе как от этого. Больше ума не приложу – отчего могло эко-то приключиться. Недели уж четыре болит: думаю, как я пойду, да батюшки, срам-то какой, да батюшки, совестно-то как!!»


24. VIII

«Он учится, и я учусь. Условились, что через год женимся. Теперь год прошёл, и он требует, чтобы я сходила к доктору и представила ему бумагу о своей невинности… В противном случае он не считает возможным жениться на мне… Я согласилась… Он, конечно, вправе этого требовать… Но как-то неприятно и гадко, чувствую в этом что-то оскорбительное: я же ему доверяла, мне и в голову не приходило ставить ему какие-то условия… Сказала ему так, а он ответил: “Мало ли что с тобой могло случиться! Хочу быть твёрдо уверенным!..”»

«Очень хорошо, честно вдовею: живу у отца с матерью».


26. VIII

«Уж так неудачно вышла замуж: его нахвалили, жить было нечем, мать померла… Теперь и похлёбку-то не каждый день едим – что-что, муж есть. Да и муж-то: не пьёт месяца три, а потом и запьёт месяца на два. Человек мастеровой: если денег нет, займёт у товарищей, а то и так напоят, а то пропьёт и с себя что-нибудь… В последний раз, извините за выражение, последние кальсоны с себя пропил».

«У нас в деревню доктор приезжал, еврей заграничный, и вот что мне сказал: “Если будешь есть плохую пищу – обязательно умрёшь!”»


28. VIII

Перейти на страницу:

Все книги серии Эхо эпохи: дневники и мемуары

Записки доктора (1926 – 1929)
Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой. Впервые отрывки дневников были опубликованы Ю. М. Кублановским в журнале «Новый мир» в 2003 году и получили высокую оценку С. П. Залыгина и А. И. Солженицына. В настоящем издании записки доктора Ливанова впервые публикуются в полном объеме.

Константин Александрович Ливанов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное