Записки доктора (1926 – 1929)

Женщина около 50 лет. Собираясь уходить после осмотра и получения рецепта, в нерешительности остановилась у дверей, потом, быстро повернувшись, бросилась на кушетку и, закрывши лицо руками, начала плакать… Я молча сидел за столом, смотрел и ждал, что будет дальше… «Милый, дорогой доктор… простите… тяжело мне… стыдно как! Никому никогда не говорила… не могу больше… Сердце мне говорит, что вам одному нужно сказать, что вы один не станете презирать меня… Мне стыдно глядеть вам в лицо… пожалейте меня… скверную, грязную… Муж мой заставляет меня… о, Господи, не знаю, как и выговорить!.. Заставляет брать в рот свой член… И плачу, и молю всячески – ничего не слушает! Будешь отказываться – исщиплет всю. Кричать боюсь: перегородка тонкая – другие квартиранты там, услышат, стыдно. Если ты жена моя, говорит, и хочешь со мной жить, должна исполнять все мои желания… Не интересно, вишь, ему, надоело, как люди-то живут… Весь день потом полощу рот, тошнит, ничего есть не могу… Не глядела бы на свет Божий… Родители мои милые, матушка с батюшкой! Легче бы мне лечь к вам в сырую землю, чем терпеть такое над собой!!»

Имя ребёнка: Гул.

Рано утром вызвали меня к больному профессору политехнического] института С. А. Алексееву-Аскольдову[90]. Колоссальное желудочно-кишечное кровотечение – вероятно, на почве язвы желудка. Профессор сослан в Рыбинск на три года. Живёт вдвоём с другим ссыльным. Комнатка маленькая, в частном доме, плата 20 рублей в месяц. Профессор лежит на неудобных козлах, жесткий тюфяк, тощая подушка. Питание плохое, заработков никаких. Для ухода за больным приехала его дочь, девушка 18–19 лет. Треть комнаты занимает стол с разными принадлежностями для производства кукол (заработок второго ссыльного студента-медика). В углу на полу тощий тюфяк (вернее мешок, набитый соломой). На нём спит дочь профессора. Все трое удивительно милые, кроткие люди. Настоящие христиане. Профессор – последователь Вл. Соловьёва[91], тонкий знаток и ценитель Достоевского, Розанова, А. Белого[92]. Красивое, одухотворённое лицо в рамке белых волос, что-то от Соловьёва в нём. Невольно думается – есть какой-то глубокий провидческий смысл в том, что такие люди рассеиваются по лицу земли Русской.

«Мой муж “рахманного”[93] поведения».

11. XI

«Муж мой (чиновник почтовый, 48 лет) в последнее время всё нервничал. По службе всё придирки. Пришёл на днях домой, говорит: “Что-то лихорадит”. Положил голову ко мне на руки, вздохнул и помер. Успел только сказать, что экзаменовали его по политграмоте, что спрашивали, всё ответил».

«Конешно, мужовья-то нонче не очень удашны, так что про семейное положение говорить не приходится».

13. XI

«Муж пришёл выпивши. Я и давай его бить! Руки совсем отбила, – так было больно, что пришлось звать скору помощь».

15. ХІ

«Не спали целую ночь. Рядом у квартирантов кутёж был. Молодой барышне кавалер подсыпал чего-то в вино. Говорят, что-то такое, чтобы она сама ему на шею бросилась. Да, должно быть, переложил: она и отравилась. Вызывали скорую помощь. Доктор сказал, хорошо, что она не выпила всю рюмку, а то бы померла».

«Вы подумайте, доктор, какие нынче дети стали… Сын должен был кончить [учебу]. Думала, полегче станет, должность получил, сто рублей жалованья… хоть вздохну немножко. И вдруг получаю письмо: “Мама! Прими сначала валериянки, а потом уж и продолжай читать письмо”. В письме пишет, что женился. Ну и Господь с ним: пусть живёт, как хочет, без матери, а я проживу как-нибудь и одна!»

«Уж какое наше житье, у фабричных (станция Волга)…[94] Муж живёт с двумя: со мной и ещё с другой. Только пьяный ко мне и приходит, так с пьяным только и приходится жить, другой жизни и не знавала».

25. XI

«Ну меня-то ещё туда-сюда выслали, хоть не за что, ну да хоть действительно не люблю советскую власть… А вот мою знакомую сослали, так уж, простите, до того глупо, что и поверить трудно: кроме кошек и собак, как есть ничем не интересуется. Как увидит на улице собачку или кошку бездомную, так и тащит домой. У неё в доме было не меньше 15 животных. Вот и здесь то же самое: только и знает одних собак да кошек».

7. XII

«Он к вам придёт… Поговорите вы с ним ради Христа. Сошёлся с бабой, да хоть бы какая чистая была, а то вся-то грязная, путается со всеми, и мальчишка у неё совсем гнилой… И от неё-то ко мне лезет… “Не опасайся, – говорит, – я секрет знаю от всякой заразы”. Ах, доктор, как тяжело жить!»

10. XII

«В деревне нынче плохо совсем жить. Беднота эта самая донимает. Ничего не делают. Только и занимаются тем, что нюхают, как кто живёт, да что есть, да что делает, да много ли скотины на дворе… А потом и доносят, за это и деньги получают, и ссуды всякие, и хлебом кормят. Так, ничего не делая, и живут, да ещё нас поднимают: мы-де начальство над вами».