Читаем Записки доктора (1926 – 1929) полностью

«Удивляюсь, что у вас здесь в городе делается. Привела в поликлинику дочку. Доктор по детским болезням нашёл у неё глисты. Прописал лекарство. Посмотрите, говорю доктору, глаза у девочки что-то краснеют. Это, говорит, не по моей специальности – идите к глазному. А я ещё хотела кстати сказать и про насморк… Ничего не поделаешь, пришлось записываться к глазному доктору, насилу записали. Глазной прописал лекарство для глаз. Посмотрите, прошу доктора, кстати нос у дочки. А он и разговаривать не захотел, накричал, говорит, не смейте меня беспокоить не по моей специальности, идите к носовому… А попасть к носовому два дня не могла. Ну уж и порядки! Как же прежде-то доктора-то все болезни лечили, да и не хуже, а ещё лучше нынешних-то специалистов. Чему же учат-то нынче их: одних – только глистов выгонять, других – только одни глаза, третьих – только носы лечить? Ну и выходит, что такой доктор ничего дальше своего носа и не видит. Велик ли ребёнок, а намучаешься с ним хуже большого, пока лечишь!»


13. XII

Девочка 8 лет просит прийти к больной матери. «А что у неё?» – «А у неё после аборта – всё болит!»


14. XII

«Кулаком считают, потому что поросят держу».

Фамилия: Прияткин.


16. ХІІ

Школьный работник. Тяжёлая неврастения. Кроме школьных занятий, привлечён к работе по займу индустриализации, клубная работа, доклады в ВИКе[95], конференции. В последние дни выбрали в комиссию по отобранию церкви под клуб. «Вот и живи так, чтобы и начальству угодить, и чтобы крестьяне были довольны!»

«Сами знаете, какое у нас – пожарников – жалованье? А деньги теребят почём зря… Ребята в школу ходят – купи сапоги, книги, тетрадки… А на службу придёшь – то на клуб подпиши, то в МОПР[96] дай, то на беспризорника, тут тебе индустриализация и ещё пёс её знает что, а жри уж, что останется!»


19. XII

«Молодёжь скоро опомнится… Как только семейством обзаведутся, пить-есть всем надо будет, обувка там, одёвка, так и заревут, да ещё и как!.. Вот тогда и поймут, и вспомнят нас, стариков, что не зря мы говорили: “Нельзя так народу существовать!”»


20. XII

«Как живём? Да как вам сказать… не живём, а прозябаем! Пьянствуем вовсю: пропадай всё, ничего не жалко! Землю нашу отбирают для бедноты этой, самой несчастной, а нам отводят кусты да болота… Избирательных прав лишили… А кто платит налоги, кто поддерживает государство, кто старается и всю жизнь работает – не мы ли?! Теперь пропадай всё! Никто ничего не хочет делать, никому не интересно! В одну неделю этта пропили всем селом не меньше чем на 10 тысяч!»


22. XII

«Расстроилась: муж в тюрьме служит – сказали, что, кто служил в тюрьме при старом режиме, всех к увольнению. А всей и службы-то его только год при старом режиме, но, между прочим, никаких слов не принимают и слушать не хотят!»

«Приехала на лучи, а лучей-то в ту пору не оказалось… говорили, что в отдыхе на сколько-то время».

«Про питание уж лучше не говорить, доктор! С мужем развелась уже шесть месяцев, работы никакой. От мужа ничего не хочу брать, даже не хочу спрашивать, где он… Гордость не позволяет! Лучше умру, но не буду ему обязываться… Тяжело, доктор… Сегодня мороз 20 градусов, а у меня на ногах, как видите, летние ботинки, без галош… Хоть бы дома-то согреться около печечки – так топить-то нечем!»

«24 года жили с мужем – теперь приходится уходить… В месяц-то раз десять прогонял из дому. Сегодня ночью-то зябла-зябла в коридоре, в одном платьишке, под утро уж в сон стало клонить, ещё бы немножко – и замёрзла бы: спасибо, соседка оттёрла!»

1929 год

11. I

«У нас в деревне за пуд хлеба приходится платить 5 р. 50 к. И при этакой-то цене – ну не нахальство ли! – ещё берут три фунта с пуда гарнцевого сбора[97]. Вместо пуда-то и получай 37 р.»

Фамилия: Забунтуева.

Крестьянин Глебовской волости говорит: «У нас во всей волости, почитай, никто не ест чистого хлеба, наполовину прибавляем в хлеб мякину. В любой дом зайдите утром и увидите, как хозяйки хлебы месят: в одной кучке мука, в другой – мякина, а в третьей – у кого картошка, а у кого очистки картофельные… Сами-то бьёмся ещё туда-сюда, а вот беда, что ребят маленьких кормить нечем. Коровы, у кого отелились, доят мало от бескормицы, а у большинства ещё не скоро отелятся. У вас в городе хоть сколько-нибудь можно достать белой мучки или там манной крупы, а у нас как есть ничего не дают. Ума не приложу, что с народом будет!»

«У нас в Большом Селе на Рождество выдавали белую муку из кооператива. Что было!.. Крику, ругани!.. Одну женщину насмерть задавили!»


15. I

Перейти на страницу:

Все книги серии Эхо эпохи: дневники и мемуары

Записки доктора (1926 – 1929)
Записки доктора (1926 – 1929)

Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой. Впервые отрывки дневников были опубликованы Ю. М. Кублановским в журнале «Новый мир» в 2003 году и получили высокую оценку С. П. Залыгина и А. И. Солженицына. В настоящем издании записки доктора Ливанова впервые публикуются в полном объеме.

Константин Александрович Ливанов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное