Однажды, часовъ въ шесть утра, стоялъ и молился я въ углу залы (если можно такъ назвать неправильную, грязную комнату, лишенную почти всякой мебели, кромѣ хромого стола и нѣсколькихъ искалеченныхъ жесткихъ стульевъ). Я молился, то-есть бормоталъ что-то безсознательно, держа предъ носомъ мой толстый молитвенникъ. Глаза слипались, я не прочь былъ завалиться спать, еслибы было гдѣ, и еслибы я не боялся педагога. Онъ сидѣлъ уже у стола и перелистывалъ свои списки, дѣлая на нихъ какія-то отмѣтки обрубкомъ пера, опачканнаго чернилами. Распахнулась дверь. Въ комнату вошелъ какой-то сгорбившійся чурбанъ. Лицо его было грубо до отвращенія, и изборождено оспой. Надъ правымъ глазомъ красовалась какая-то синебагровая шишка, на носу возсѣдала цѣлая группа разнокалиберныхъ бородавокъ. Онъ былъ безобразенъ съ головы до ногъ. Мои сонъ и молитвенное настроеніе мигомъ разсѣялись. Въ горлѣ у меня защекотало, я едва владѣлъ собой, чтобы не прыснуть со смѣху.
-- Кто здѣсь шадхенъ? смѣло спросилъ посѣтитель.
-- Что нужно? спросилъ, въ свою очередь, учитель.
-- Жена нужна. Я вдовъ. За двѣ недѣли умерла жена, восьмеро человѣкъ дѣтей. Нѣтъ хозяйки. Некому стряпать, проворчалъ своимъ грубымъ, безучастнымъ голосомъ интересный вдовецъ.
Учитель окинулъ его насмѣшливымъ взглядомъ съ головы до ногъ.
-- Сколько лѣтъ? рѣзко спросилъ шадхенъ.
-- Кто его знаетъ!
-- Чѣмъ живешь?
-- Я мешоресъ въ ахсаніе (прислужникъ въ еврейской гостиницѣ).
-- Деньги имѣешь?
-- Приданаго не нужно, платье -- тоже. Отъ первой жены осталось.
-- Деньги имѣешь? повторилъ вопросъ учитель.
-- И деньги имѣю.
-- Сколько?
-- Тридцать рублей чистаганомъ имѣю.
-- Для тебя невѣсты не имѣю.
-- Гм! Почему же?
-- Потому что мы заботимся теперь поженить малолѣтокъ. Ты же никогда не опоздаешь.
-- А если придетъ царскій указъ?
-- Указъ тебя не касается.
-- А если тогда нельзя будетъ уже?
-- Тебѣ всегда можно будетъ. Проваливай!
Во время этихъ переговоровъ, кошачьей поступью, вкралась въ комнату зашлепанная, ободранная еврейка-сваха, состоявшая въ свитѣ моего учителя. Она остановилась въ дверяхъ, и прислушивалась къ разговору. Услышавъ, что главный шадхенъ выпускаетъ изъ рукъ поживу, она выдвинулась впередъ, кашлянула, обратила на себя вниманіе вдовца, и разными комичными кривляньями дала ему знать, чтобы онъ слѣдовалъ за нею. Чрезъ нѣсколько секундъ, она прокралась въ дверь, а вдовецъ вошелъ за ней. Учитель замѣтилъ весь этотъ маневръ.
-- Ха-ха-ха! Эка дура! Вздумала меня надувать и отбивать лафу. Ѣшь, голубушка, на здоровье! Много стащишь! Тридцать рублей чистаганомъ! Ротшильдъ!
Явился новый посѣтитель. Это былъ еврей сѣдобородый, почтенной наружности, и довольно опрятный. Учитель вскочилъ на ноги, и побѣжалъ ему на встрѣчу съ подобострастной улыбкой на губахъ.
-- Добро пожаловать, добро пожаловать, дражайшій раби Шмуль. Цѣлый день вчера бѣгалъ для васъ, но за то отыскалъ женишка на славу. Жемчужина, а не мальчикъ! Садитесь же, дорогой мой раби Шмуль, покорнѣйше прошу садиться. Вотъ вамъ мой стулъ. Пожалуйте.
Посѣтитель не торопясь усѣлся.
-- Тяжелыя времена! страшныя времена! застоналъ раби Шмуль, нахлобучивъ шапку на глаза и засунувъ оба толстыхъ пальца своихъ рукъ за широкій бумажный поясъ.
-- Ну, ужъ времячко! По правдѣ сказать, не лучше временъ Хмельницкаго и Гонты. И за что насъ такъ преслѣдуютъ врага Божіи? Что мѣшаетъ имъ наша вѣра?
-- Такъ видно суждено свыше! вновь застоналъ раби Шмуль.
-- Конечно, свыше. Человѣкъ пальца не ушибетъ безъ того, чтобы это не было суждено свыше. Это, я думаю, послѣднія времена наступаютъ. Скоро появится и Мессія.
-- Дай-то Богъ, дай-то Богъ! а то ужь не въ терпежь стало.
Наступила пауза. Хозяинъ и гость нѣкоторое время молчали.
Въ комнату вошелъ одинъ изъ помощниковъ учителя. Послѣдній подошелъ къ нему, пошептался, и, вслѣдъ за тѣмъ, помощникъ торопливо вышелъ.
-- Ну, раби Шмуль, поговоримъ о дѣлѣ. Въ настоящее время медлить нельзя; того и гляди изъ рукъ вырвутъ.
-- Отыскали жениха для моей Цивки?
-- Отыскалъ, отыскалъ, да еще какого отыскалъ, просто брилліантъ, смарагдъ, жемчужина!
-- Кто же это, кто?
Учитель развернулъ списокъ.
-- Сынъ здѣшняго лавочника Ицки Крауга. Человѣкъ онъ очень богатый. Его дѣдъ приходился троюроднымъ братомъ внуку аптерскаго цадика, царство ему небесное! Благочестивый еврей! Набожный и добрый! Мать жениха -- примѣрныхъ правилъ женщина, тоже не изъ простаго рода. Дѣтей у нихъ немного, всего семь человѣкъ, кромѣ жениха.
-- Но мальчикъ каковъ?
-- Мальчикъ? это будущая звѣзда евреевъ. Ему всего десять лѣтъ, а знаетъ онъ уже наизусть цѣлыхъ два тома талмуда со всѣми коментаріями; пишетъ поеврейски -- просто чудо; уменъ, молчаливъ, тихъ, мухи не тронетъ. Словомъ, это сокровище. Учись онъ у меня, онъ былъ бы ученѣе втрое.
-- Но здоровье какъ?
Учитель смѣшался на минуту, но скоро, однакожь, оправился.
-- Очень красивый мальчикъ, очень красивый, просто дѣвочка.
-- Не о красотѣ спрашиваю васъ. Красота что? О здоровьѣ я спрашиваю. Говорятъ, что онъ страдаетъ падучей болѣзнью, да сохранитъ насъ Богъ!