Записки еврея

 -- Сохрани Богъ и помилуй! Что вы, раби Шмуль, говорите! Мальчикъ совершенно здоровъ. Блѣдноватъ маленько. Но это что! не болѣе, какъ деликатность комплекціи. Здоровы одни только водовозы и балагуле (извощики). Кто сидитъ надъ Торой, тотъ не можетъ имѣть красныхъ щекъ, какъ каменьщикъ какой-нибудь. Подходящій, подходящій! утвердительно заключилъ учитель, фамильярно хлопнувъ гостя но плечу.

 -- Видите ли, мои дорогой шадхенъ. Ученость ученостью, а здоровье тоже благодать божія. Моей дочери пошелъ уже шестнадцатый годъ. Она росла, полна, румяна и здорова. Какой же мужъ выйдетъ изъ десятилѣтняго мальчика, да еще хилаго, блѣднаго и больного? Вѣдь глупыя бабы не довольствуются одной ученостью -- вотъ что! Не такъ ли, мой дорогой шадхенъ? ха-ха-ха!

 -- Раби Шмуль, отвѣтилъ учитель тономъ обиженнаго человѣка:-- не ожидалъ я отъ васъ, признаться сказать, подобныхъ грѣховныхъ рѣчей. Неужели вы ищете для вашей дочери мужа, въ родѣ русскаго солдата?

 -- Ну, ну, не сердитесь, мой милый! Къ слову пришло, ну и сказалъ.

 -- То-то къ слову, отвѣтилъ шадхенъ примирительно.-- Не до шутокъ теперь. Куй желѣзо, пока горячо.

 -- А о приданомъ какъ?

 -- Отецъ жениха беретъ новобрачныхъ на десять лѣтъ на свои харчи {Этотъ обычай существуетъ въ низшихъ еврейскихъ классахъ и до сихъ поръ. Иногда отецъ семейства, посвятившій себя цѣликомъ зубрѣнію талмуда и каббалы, долго плодитъ дѣтей на счетъ своею тестя, богатаго простяка.}. Жениху справятъ богатый гардеробъ. Ему дарятъ талмудъ новаго изданія, и различныя дорогія книги.

 -- А денегъ?

 -- Денегъ ни гроша. Десять лѣтъ харчей! сосчитайте, раби Шмуль, хорошенько, вѣдь это не шутка.

 -- Плохо. А отъ меня же что требуется?

 -- Отъ васъ? Дюжина зоновыхъ рубахъ, шесть платьевъ ситцевыхъ, шесть платьевъ шерстяныхъ, три платья шелковыхъ, шубу лисью, шелкомъ крытую...

 -- Ну, это само собою разумѣется! Денегъ сколько?

 -- Денегъ не мало. Повѣрьте, раби Шмуль, что я три дня къ ряду уже торгуюсь поцыгански. Стали на крупной цифрѣ, хоть убей ихъ. Ни копѣйки не уступаютъ.

 -- Сколько же? повторилъ раби Шмуль, мрачно наморщивъ лобъ.

 -- Тысячу... двѣсти рублей ассигнаціями.

 -- Взбѣсились они, что ли?

 -- А чортъ ихъ знаетъ, уперлись -- да и только. Говорятъ, не будь такія жаркія времена, и за двойную цѣну не согласились бы.

 -- Ну, уперлись, пусть ихъ!

 -- Раби Шмуль! Что правду таить? Вѣдь дочь ваша далеко не красавица, да и вдобавокъ шепелявитъ и совершенно безграмотна. А передніе зубы? Зубы, зубы, раби Шмуль! Это чего стоитъ?

 -- Что толковать о пустякахъ! оскорбленно отвѣтилъ отецъ невѣсты.-- Невѣста не лошадь; въ зубы нечего заглядывать.

 -- То-то не лошадь. Только даровому коню въ зубы не смотрятъ, вы же невѣсту не дарите. Десять лѣтъ харчей чего-нибудь да стоятъ. Корми вашу дочь и будущихъ ея дѣтокъ, а вы спихнули съ плечъ товаръ, и знать ничего не хотите.

 -- Нѣтъ, тысячи-двухсотъ не дамъ, отрѣзалъ раби Шмуль рѣшительно, и всталъ.

 -- Ай, раби Шмуль! кончайте скорѣе, а то позже и за двойную цѣну не пріобрѣтете такого затюшку.

 -- Свѣтъ еще не клиномъ сошелся.

 -- Вы бы вспомнили о своемъ клинѣ, и образумились бы.

 -- О какомъ клинѣ?

 -- А о племянникѣ-выкрестѣ. Благо, пока никто, кромѣ меня, этого не знаетъ. Это такой изъянъ въ семействѣ, что и мильйономъ не замажешь.

 Раби Шмуль смутился, и покраснѣлъ до ушей.

 -- Любезный шадхенъ, обратился онъ къ учителю задобривающимъ тономъ.-- Я обѣщалъ вамъ тридцать рублей за вашъ трудъ; если уломаете подлеца Ицку, дамъ полсотни.

 -- Душою радъ служить вазгь, мой другъ, но ничего не сдѣлаешь съ этимъ упорнымъ осломъ. А вотъ что, раби Шмуль. Я уломаю его на половину наличными, а другую половину векселемъ.

 -- Что за разница? по векселю придется же платить когда-нибудь?

 -- Никогда платить не будете.

 -- Какъ такъ?

 -- Вексель напишемъ на имя будущаго вашего зятя, который, послѣ свадьбы, будетъ моимъ ученикомъ, и я клянусь вамъ своею бородою и пейсами, что склоню его возвратить вамъ вексель послѣ свадьбы. Онъ меня не посмѣетъ ослушаться. Дочери вашей прикажите мнѣ содѣйствовать. Онъ такой больной и робкій, что боится мухи.

 -- Больной, вы сказали?

 -- То-есть, деликатный, хотѣлъ я сказать, спохватился шадхенъ, видимо досадуя на свою неосторожность.

 -- Дѣлать нечего, согласенъ.

 -- Такъ по рукамъ. Вечеромъ изъ синагоги мы отправимся прямо къ Ицкѣ, и покончимъ дѣло. Не мѣшало бы получить отъ васъ задаточекъ. Вы не повѣрите, милѣйшій раби, какъ я нуждаюсь. Всѣ надуваютъ меня, простяка. Вотъ дармоѣдъ! указалъ онъ на меня:-- пьетъ и жретъ за троихъ, а его любезные родители уже круглый годъ не высылаютъ мнѣ ни копѣйки.

 Какая-то цвѣтная ассигнація перешла изъ рукъ раби Шмуля въ руки свата.

 По уходѣ одураченнаго покупателя, факторъ-шадхенъ прошелся нѣсколько разъ по комнатѣ, потирая руки отъ удовольствія. Возвратился его помощникъ, котораго онъ за полчаса тому назадъ спровадилъ куда-то.

 -- Что, Шмуль кончилъ?

 -- Кой чортъ кончилъ! уперся, скряга, хоть убей его. Я разсердился и чуть не выгналъ его вонъ.

 "Вотъ шельмы", подумалъ я: "надуваютъ даже другъ друга".