Записки Флэшмена. Том 2.

Прямо передо мной на фланге укреплений второй линии вдруг раздался колоссальной силы взрыв; тела взлетели в воздух как куклы, закувыркалась полевая пушка и надо всем этим, словно джинн, выходящий из бутылки, вырос огромный столб пыли. Когда она немного осела, я увидел, что наши саперы проделали огромную дыру в земляных валах и через нее теперь двигался рысью никто иной, как старина Джо Таквелл, так спокойно, словно он ехал по бульвару, с одним-единственным взводом Третьего Легкоконного, скачущего за ним по пятам, просачиваясь в прорванную брешь. За ними мелькали голубые пуггари и белые штаны бенгальской иррегулярной кавалерии и, прежде чем сикхи сообразили, что происходит, Джо поднялся на стременах, размахивая саблей и Третий Легкоконный хлынул за ним, затопляя с тыла артиллерийские позиции, разбрасывая в сторону резервные пехотные роты, рубя наотмашь и прокладывая себе путь прямо по телам. В одно мгновение весь тыл второй линии обороны превратился в сплошной водоворот людей и коней; сабли вздымались и опадали, сверкая на солнце, а в укрепление молниями ворвались еще и бенгальцы. А дальше вдоль линии, на валы пробилась наша пехота — волна красных мундиров, штыки — и через минуту уже вся линия оказалась в руках британцев, а батальоны хальсы отхлынули назад, к третьей линии траншей, которая проходила уже лишь в нескольких сотнях ярдах от реки. Но солдаты все же не бежали — они отступали как гвардейцы, залп за залпом осыпая атакующих свинцом, в то время как бенгальцы и драгуны теснили их с фланга и напирали в центре, а наши конные батареи, наконец, пробились в передовые линии и открыли огонь по обреченной сикхской армии.

Да, это случилось. Хальса стояла твердо, как скала у самого берега реки: пехота — в каре, кавалерия — поэскадронно, с развевающимися знаменами, а вся земля перед ними была усеяна убитыми и умирающими — но ее все-таки теснил враг, который своим настойчивым наступлением уже уменьшил численное превосходство противника с трех- до двухкратного и к тому же... сикхи потеряли свои пушки. Сейчас, когда наши конные батареи и полевые орудия вырывали целые куски из рядов хальсы, сикхи могли отвечать лишь ружейным огнем и сталью на все атаки наших кавалеристов и натиск пехоты; их строй понемногу отступал и сжимался, почти шаг за шагом, борясь за каждый дюйм — и я все смотрел, когда же они склонят знамена, начав переговоры о сдаче. Но этого так и не случилось. Хальса — Чистые — умирала стоя, а ее сирдары и генералы взбирались на остатки порушенных укреплений, призывая солдат стоять твердо. Я даже заметил высокую фигуру старого вояки, которого я раньше видел распоряжающимся в штаб-квартире. Он стоял на разбитом зарядном ящике — его белый мундир сверкал на солнце — со щитом и поднятым тулваром, словно некое воплощение духа хальсы. А затем пороховой дым закрыл эту фигуру, а когда он рассеялся, генерала уже не было[718].

И тут они сломались. Как будто лопнула плотина — сперва к реке бросилась стайка людей, за ней следом подался и весь корпус. Неожиданно весь этот величественный призрак, на которого я восхищенно взирал в Майан-Мире, вдруг разом распался на массу беглецов, хлынувших к наплавному мосту, бросаясь в воду по обе его стороны или пытаясь спастись бегством вдоль берега. За несколько мгновений мост на всю его длину оказался забитым дерущимися друг с другом людьми, лошадьми и даже орудийными расчетами, тщетно пытающимися протащить свои пушки. Общий их вес и сила течения привели к тому, что огромная вереница барж растянулась вниз по реке, словно гигантский лук, натянутый до предела. Мост колебался туда и обратно, полузатопленный, а бурая вода кипела вокруг как будто пробиваясь через плотину и, наконец, крепления не выдержали. Мост распался на две половинки, дрейфующие вниз по течению, а тысячи людей рухнули в поток.