Записки Флэшмена. Том 2.

А поскольку я находился слишком близко от весьма неприятных вещей, моей единственной заботой в ту ночь было улизнуть куда-нибудь в безопасное место, а после присоединиться к нашей армии. Трудность заключалась в том, что стоило мне выбраться из своего убежища и подняться на ноги, как я тут же покачнулся и едва не свалился с обрыва. Я попробовал было встать еще раз, с тем же самым результатом, и тут, наконец, ощутил, что голова у меня просто раскалывается от боли, я чувствую себя слабым и разбитым, вспотев как угольщик в аденском порту, а какой-то дьявольский вирус, подцепленный мною с водой из Сатледжа, отплясывает лихую польку в моих кишках. Дизентерия, как правило могла приобретать различные результаты — от смертельного исхода до чертовских неудобств, но даже в лучшем случае после нее человек оставался слабым как полудохлая крыса, что не слишком-то удобно, если до ближайшей помощи миль двадцать. Так что, несмотря на то, что я слышал, как наши горны распевают за рекой «Чарли, Чарли»[720], — но все же был слишком слаб даже для того, чтобы издать звук громче чуть слышного хныканья, а не то чтобы переплыть на другой берег.

Передвигаясь в основном на четвереньках, я осторожно разведал обстановку на артиллерийских позициях на берегу позади меня; к счастью они были пусты, резервы сикхов отошли, прихватив с собой пушки. Но это было лишь слабым утешением, и я уже размышлял над малоприятной перспективой спуститься к воде по усеянному телами берегу, найти какой-нибудь кусок дерева и сплавиться по течению до фирозпурского гхата, когда вдруг из предрассветного тумана показалось самое прекрасное видение, какое мне только доводилось видеть с начала года — голубые мундиры и красные пуггари отряда туземной кавалерии, во главе с розовощеким корнетом. Я замахал руками и слабо застонал и после того, как мне удалось убедить их, что я не беглец-горрачарра, получил невероятно теплый прием. (Да неужто Флэшмен — Флэшмен из Афганистана? Ничего себе!) Мы торжественно двинулись в британский лагерь.

Это были солдаты из Восьмого полка легкой кавалерии дивизии Грея, которая стерегла реку у Аттари и получила приказ переправляться на северный берег уже этой ночью, как только Гауг понял, что выиграл битву. Еще больше наших войск начало вторжение через пристань Фирозпура и брод Нуггур, потому что Пэдди в горячке торопился обезопасить северный берег и отогнать подальше остатки хальсы, прежде чем они смогут собраться вместе, чтобы нанести нам вред. Из-под Собраона удалось уйти десяти тысячам и со своими резервными пушками еще не дойдя до Амритсара, они могли превратиться уже во все двадцать тысяч, плюс гарнизоны горных крепостей — это было куда больше, чем мы даже теперь готовы были выставить в поле.

— Но теперь они не стоят и пуговицы! — восклицал мой розовощекий корнет. — Был шейв, что их сирдарам удалось собрать солдат, хоть бы и так, все одно они почти без продовольствия и боеприпасов. Осмелюсь предположить, урок, который мы им вчера преподали, сбил с них спесь. — И он добавил с сожалением: — Вы же были в самой гуще свалки, да? Боже, хотел бы я быть на вашем месте! А нам вот повезло как утопленникам: протопали все время то вниз, то вверх по реке с патрулями, и даже духу сикхского не почуяли! Как же у меня чешутся руки добраться до этих мерзавцев!

Слушая его болтовню и каждые полмили приседая в кустах, меж тем как остальные солдаты тактично держались в стороне, я почувствовал себя совсем разбитым, когда мы достигли Нуггура. Здесь мне растянули гамак во временном баша-госпитале и туземный лекарский помощник напоил меня слабительным. Я передал моему маленькому сорвиголове небольшую записку для Лоуренса, где бы тот ни был, в которой описал мои приключения и текущее состояние и через пару дней, проведенных под ветхим навесом в наблюдениях за ящерками, бегающими по темной потрескавшейся стене и мечтах о том, чтобы побыстрее умереть, я вдруг получил следующий ответ:

Политический департамент, лагерь в Кассуре, 13 февраля 1846.

Мой дорогой Флэшмен — я рад узнать, что вы в безопасности и полагаю, что когда это письмо достигнет вас, ваша слабость уже не будет препятствовать вам без задержки присоединиться ко мне. Дело срочное.

Ваш и т.д. Г.М. Лоуренс.