Записки Флэшмена. Том 2.

Все смотрели на меня... и я понял, что пропал. Это было кошмарно, невероятно, и не найти кары столь ужасной, чтобы сполна отплатить Гордону, этому заносчивому выскочке, с торжествующей улыбкой на губах стоявшему рядом... Но я понимал, как это часто бывало прежде, каков будет мой ответ. Великий Христианский Герой протянул мне руку, и мне никогда не простят, если я ее отвергну. Оставалось только рыдать и упрекать злую судьбу, приведшую меня на платформу №3 именно в этот час — ведь еще десять минут, и треклятый поезд умчался бы прочь, унося Гордона в ад, в Гонолулу или куда ему еще заблагорассудится.

Но когда карты розданы, нужно играть, причем с шиком, если хочешь поддержать свою репутацию. У Флэши выработался свой стиль как покоряться неизбежному — и я чертовски хорошо знал, какие слухи распространятся по Конной гвардии и клубам со скоростью степного пожара поутру...

«Слыхали — "Китаец" Гордон отправился в Судан? Точно, и Флэшмена прихватил с собой! Встретился с ним по чистой случайности на вокзале и заявил Уолсли и Кембриджу, что без него не уедет, у него, мол, и мысли нет выступить против Махди без Флэша. Те, разумеется, предоставили ему поступать как хочет, но не знали, что Флэшмен, находящийся в отставке, ответит на такое неожиданное предложение, когда и времени поразмыслить нет. И знаете что говорит наш Флэш Гарри, причем спокойно, как ни в чем не бывало? "Отлично, но вам, Гордон, придется хотя бы оплатить мой чертов билет! "».

[Это извлечение из «Записок» обрывается на восьми часах вечера 18 января 1884 г. с отбытием генерал-майора Чарльза Джорджа («Китайца») Гордона в Судан в обществе втайне нежелающего того Флэшмена. Через год Гордон погиб при осаде Хартума.]

Приложение

ИМПЕРАТОР ФРАНЦ-ИОСИФ (1830-1916) И ИМПЕРАТРИЦА ЕЛИЗАВЕТА (1837-1898)

«Последний европейский монарх старой школы», — так охарактеризовал себя император Франц-Иосиф I Теодору Рузвельту, и не без причины, поскольку он наслаждался полным самовластьем дольше, нежели любой другой правитель континента: с 1848 года, когда он восемнадцатилетним юношей взошел на трон, от которого отрекся его дядя, до середины Первой мировой войны. К тому времени Франц-Иосиф превратился в того почтенного, лысого, ощетинившегося баками старца, который доброжелательно взирает на нас с самого известного из своих портретов — блестящий австрийский дворянин, благородный, но бесконечно далекий от своих подданных и той ужасной бойни, развязыванию которой способствовал. Война стала трагической кульминацией царствования, не бывшего ни успешным, ни счастливым: империя сокращалась в размерах и находилась на грани истощения. Частная жизнь ее повелителя омрачилась трагической гибелью обожаемой супруги, самоубийством сына, судьбой брата, расстрелянного в Мексике, жестоким убийством племянника и наследника, погрузившим Европу в пучину войны.

Хотя со страниц биографий или краткого описания Флэшмена он не предстает особо привлекательной фигурой, трудно не проникнуться к Францу-Иосифу определенной симпатией. Его грехи можно отнести на счет собственного его невезения в любви, войне или государственных делах, но нужно быть правителем недюжинного ума и политической сноровки, чтобы успешно провести тонущий корабль империи от конца Европы ancien regime[1016] до эры джаза, демократии и автоматического оружия, а он этими качествами просто не обладал. Франц-Иосиф пытался править как абсолютный монарх, опираясь на централизованную бюрократию и жесткой рукой подавляя все национальные амбиции народов (особенно это касается венгров) своей лоскутной необъятной империи. Времена вынуждали его идти против воли на уступки, но натура реакционера и страсть к мелочному администрированию, которому он отдавался со всем пылом, привели императора к величайшим ошибкам, которые ему не хватило ума или темперамента даже понять.

Достоинства его относились к сфере скорее физической, нежели интеллектуальной — в юные годы он выглядел как принц из сказки. Высокий, красивый, отважный — хотя и неудачливый — солдат, прекрасный наездник и азартный спортсмен. В хорошем расположении духа он мог быть приятным и обходительным, хотя один из биографов пишет о его «надменном и оскорбительном высокомерии» и приводит примеры. Личные привычки кайзера были спартанскими, манеры горделивыми и официозными, дополняемыми четким следованием протоколу, что не сыграло на руку его семейному счастью.