Записки Флэшмена. Том 2.

Ожидая, пока Фред вернется с третьей платформы, я заметил вдруг аккуратную попку, направлявшуюся в чайную, и лениво отправился следом, любопытствуя, окажется ли вид спереди столь же многообещающим, как стройные лодыжки и талия. Больше у меня на уме ничего не было, но поступок изменил мою жизнь, ибо по пути глаз мой зацепился за цифру «3» на табличке платформы и я свернул, чтобы проверить, добросовестно ли Фред разыскивает мой чемодан. До отправления поезда оставалось пять минут, в служебный вагон грузили тяжелые тюки. Тут появился качающий головой Фред, а я вдруг заметил на платформе вроде бы знакомое лицо и подошел поближе, чтобы удостовериться. Человек тащил баул, спеша к группе людей, ожидающих у двери купе. Я хлопнул его по плечу и ухмыльнулся.

— Привет, Джо! — говорю. — Решил поработать носильщиком?

Джо развернулся и едва не выронил от изумления свою сумку.

— Боже правый, Флэшмен! Эй, да вас все обыскались!

— Меня? Да эти придурки даже мой чемодан никак не найдут! Постой-ка, в чем дело? Да не призрак я, успокойся! — добавил я, потому что он вытаращился так, будто не верил своим глазам. Вернее, глазу, потому как оный был один и при том широко распахнут от удивления, что нечасто приходится наблюдать, имея дело с таким невозмутимым субъектом, как Гарнет Уолсли.

— Стюарт, он здесь! — орет Джо, обращаясь к людям у вагона.

И когда те обернулись, сердце мое екнуло, а трость со стуком упала на платформу. Потому что тот, к кому обращались, высокий темноволосый человек с широкой улыбкой на лице, бросился ко мне с распростертыми объятиями. Это был молодой Джонни Стюарт, служивший в Одиннадцатом намного позже меня, но мой хороший знакомый по Египту.

— Откуда вы вынырнули? — восклицает он. — Господи, да я весь город перерыл, разыскивая вас: клубы, дом, все-все-все...

Я его не слушал, потому что сразу узнал остальных: Кембридж, главнокомандующий армией, со своими седыми усами и высокой залысиной; Грэнвилл, министр иностранных дел; а из купе выскочил и направился ко мне своим пружинистым шагом, с раскинутыми руками и сияющими от радости глазами, последний человек, которого я хотел бы сейчас видеть, тот, из-за кого я опрометью бежал из Англии — Чарли «Китаец» Гордон.

— Флэшмен, дружище! — он стиснул мою ладонь, как одержимый. — В последнюю минуту! Откуда вы узнали... Ах, разве вы могли не знать, конечно! Где вы пропадали? Мы со Стюартом потеряли всякую надежду!

Невероятным усилием воли мне удалось обрести голос.

— Я был за границей. В Австрии.

— В Австрии? — хохочет Гордон. — Какая же это заграница? Я скажу вам, что такое заграница — Африка! Вот это по-настоящему далеко!

Он улыбался, отказываясь верить в свою удачу.

— Не хотите ли сказать, что не знали о моем возвращении в Судан?

Чувствуя, как потроха наливаются свинцом, я затряс головой.

— Я только что сошел с поезда. Еду из Кале...

— Именно туда мы и отправляемся! Стюарт и я едем в Суаким. Он — мой начальник штаба, и попробуйте угадать, — тут он тыкает мне пальцем в грудь, — кого я больше всех на свете желал бы заполучить в качестве своего разведывательного бимбаши? А, Гарнет? Но вас нигде не могли сыскать — а тут вы буквально падаете с неба!.. Да еще и слыхом не слыхивали, что я отправляюсь!

— Назначение было подтверждено только сегодня, — вставляет Джо.

— Будь Флэшмен в Лондоне, он бы за неделю все пронюхал! — заявляет Гордон. — У него глаза и уши как у дервишского скаута, ей-ей! Как, по-вашему, он очутился здесь? Да просто инстинкт подсказал ему, что игра начинается, не так ли, приятель? Честное слово, мне казалось, что только мы, горцы, обладаем даром ясновидения!

Чарли придвинулся ближе, и чокнуто-загадочный блеск в его глазах подсказал мне, что Господь собирается принять участие в нашей беседе.

— Провидение направляло вас... Да-да, оно привело вас на эту платформу! И пусть никто не пытается убедить меня, что молитва не имеет силы!

Если бы она такую силу имела, я бы в ту минуту оказался уже в Австрии, в Уэльсе или, на худой конец, в Пэйсли. Где угодно, только подальше от этого опасного маньяка, ухватившего меня за рукав и не дававшего мне даже слова вставить. Я обвел растерянным взглядом присутствующих: Кембридж пучит глаза, Грэнвилл озадаченно улыбается, Стюарт восторженно удивляется, и только Джо проявляет милосердие, нахмурившись и кусая губу. От дикой нелепости происходящего я онемел, но Гордон, разумеется, не желал замечать ничего, кроме того, что он называл неожиданной удачей, эгоистичный пес. Это, мол, так здорово, такое счастливое предзнаменование... Тут, наконец, дар речи вернулся ко мне.

— Но я ведь только что приехал... Мне надо домой!

Любой нормальный человек хоть на миг внял бы этим протестам, но только не опьяненный энтузиазмом Гордон.