Записки Флэшмена. Том 2.

— Ну наконец-то, слава боту! — с иронией в голосе вскричал он, и если не хватало мелочи, способной убедить меня в его искренности, то ею стала именно эта нотка сарказма. Ни намека на сомнение, как будет воспринято его объяснение, ни робкой надежды на одобрение — только холодная ярость, каковую и должен питать оклеветанный человек, которому соизволил-таки поверить его собеседник. Две минуты назад перед ним разверзалась бездна отчаяния, но теперь сэр Гордон-Камминг, баронет, снова оказался в седле, брызжа обидой на несправедливость и излучая самоуверенность. Причем, заметьте, ни слова благодарности вашему покорному слуге.

— Надо немедленно поговорить с принцем! Он человек разумный, не то что эти придурки Ковентри и Уильямc. Не сомневаюсь, они настроили его против меня, но, когда я все объясню, его высочество непременно встанет на мою сторону.

Он подскочил к туалетному столику, схватил щетку с серебряной ручкой и, готовясь к визиту, стал наводить лоск на свои знатные гвардейские усы и оправлять рукава. Я же тем временем поражался способностью человеческой натуры к самообольщению. Камминга буквально распирало от самоуверенности, и в его пустую башку не закралось даже мысли о том, что остальных не так-то просто будет заставить принять такую точку зрения. Я назвал объяснение приемлемым, но оно было далеко не таким железным, как казалось подполковнику. Многое зависит от того, как его представить... И насколько настроены будут в него поверить.

— Хороший им будет урок, чтобы не делали необдуманных выводов! Да и на основе таких нелепых свидетельств — болтовне каких-то сосунков! И вот моя честь, доброе имя, годы беспорочной службы — все оказывается не в счет против поганых языков ничтожных шпионов! — Камминг, кипя от ярости, устремился к двери, но вдруг резко развернулся. — Черт, нет! Я не стану! — Он щелкнул пальцами, указывая на меня. — С какой стати мне это делать?

— Делать что? — только и смог выдавить я, потому как он, пыша гневом, с хмурой улыбкой медленно приближался ко мне.

— С какой стати мне унижать себя объяснениями? Ведь пострадавший — я, не так ли? Мне единственному пришлось претерпеть урон от этого... этого невообразимого афронта! Меня самым гнусным образом оскорбила кучка невоспитанных щенков и два старых дурня, настроивших, без всякого сомнения, принца вопреки его собственным здравым суждениям и благородным инстинктам.

Будучи опьянен своей обидой, Камминг оказался не так глуп, чтобы обвинять нашего святого Берти. Баронет лающе рассмеялся.

— Господи, Флэшмен, во времена наших отцов я смыл бы позор, размозжив этим идиотам головы на песках Кале! А сейчас мне придется идти на поклон и умолять: «Пожалуйста, сэр, я могу доказать, что ваши докладчики — доносчики, так будет вернее! — совершенно ошиблись, будьте добры сообщить им это и простить меня за то, что вел себя, как подобает человеку чести!». Этого от меня ожидают?

А еще твердят о вздорном характере женщин — ха, их обидчивость — ничто по сравнению с уязвленной самооценкой шотландского баронета. Я прикинул, встречался ли мне когда-нибудь столь же заносчивый осел, наделенный природным талантом к саморазрушению? На ум пришел Джордж Кастер. Ага, поставьте его и Гордон-Камминга на край пропасти, и даже гадать не берусь, кто из них первый сиганет вниз, горько оплакивая судьбу.

— В таком случае, — говорю я, стараясь сохранять подобающее случаю мрачное выражение, — что вы намерены предпринять?

— Да ни черта! Раз уж вы, — и этот придурок тыкает в меня пальцем, — по уши влезли в эту кашу, то сделаете все за меня! Вы будете моим посланником, Флэшмен, и сможете насладиться, дав им понять, какими ослами они себя выставили! У вас ведь дар работать языком, это всем известно, — продолжает Камминг, усмехнувшись если не губами, то завитком голоса. — Вы разъясните им про coup de trois и прочее, потому что я отказываюсь наотрез! Не мне унижаться перед ними — пусть приходят сами! Готов принять их извинения — я имею в виду Ковентри с Уильямсом и ту троицу молокососов! Леди, разумеется, не в счет, как и принц, которого, без сомнения, ввели в прискорбное заблуждение. Да, — подвел он черту, гордо выпрямившись и глядя перед собой горящими глазами, — вот как я поступлю! Так что идите, дружище, и не щадите их!

Видя, что я колеблюсь, баронет нетерпеливо нахмурился.

— Так что, вы идете?

А почему бы и нет? Я уже поведал вам о своем счете к Гордон-Каммингу: я терпеть не мог его чванства, нескрываемого презрения ко мне, не говоря уж о подозрении, что он покрыл мою коровенку; и вот теперь напыщенный ублюдок назначает меня мальчиком на посылках. Глядя через призму своей всепобеждающей самоуверенности, идиот считает, что совершенно обелился и все должны пресмыкаться перед ним, но вы-то (зная меня) — понимаете, что я даже за спасение собственной души не отказался бы от шанса утопить эту свинью.