Записки Флэшмена. Том 2.

С переодеванием сложностей не возникало, проблема была в том, как именно разделаться с Мораном. В моем распоряжении была от силы неделя, поэтому в три или четыре следующих вечера я выскальзывал на улицу, напялив древний бушлат и залатанные брюки, толстый шарф, котелок и потрепанные башмаки, и сунув в один карман «галанд», а в другой фляжку, отправлялся патрулировать Кондуит-стрит. Меня, естественно, трясло от страха, но даже так я ощущал себя жутко странно: поджидать человека с целью прикончить его, в моем-то возрасте!

В первые две ночи его не было не слышно и не видно, но во вторник, вскоре после шести, Моран вышел на улицу. Я проследил за ним до кэба на Бонд-стрит и потерял, поскольку сам не мог взять кэб — любой уважающий себя кэбмен отходил бы хлыстом такого жалкого оборванца, — а попытка бежать за ним по мостовой закончилась бы яростной одышкой после первых десяти ярдов. Так что получилась еще одна потраченная ночь. Зато в среду полковник решил пройтись пешком. Он вышел из своих апартаментов в полном вечернем наряде и прошагал всю дорогу до Сент-Джеймса, где провел четыре часа в карточном клубе «Бэгетель». Обчищал карманы простаков, без сомнения. Затем отбыл домой в кэбе, и я опять остался с носом.

Я стал склоняться к тому, что это пустая затея. Шансы, выпадавшие до сих пор позволяли не больше, чем посылать проклятия ему вдогонку, да и бесплодные скитания по улицам серьезно подорвали мою решимость, наградив взамен простудой. Неимоверных трудов стоило выбраться из дому и проскользнуть обратно незамеченным, вдобавок — час от часу не легче — в четверг утром на меня свалилась встревоженная Селли, не знающая, что ей делать. Она получила от подонка записку, гласящую: «Ну, так как? М.».

Бедное дитя почти обезумело от ужаса, и мне кое-как удалось унять ее истерику, пока жена не прибежала на шум. Но зрелище отчаявшейся Селины принесло свои плоды: я решил для себя, что если Тигр Джек Моран будет еще жив в пятницу утром, это произойдет не из-за недостатка усилий с моей стороны. Если снова ничего не выйдет, я приду к нему домой, застрелю прямо в дверях и попытаюсь скрыться. (Вот до чего может дойти любящий дед — имейте в виду.)

Но в тот вечер я отправился на свой пост поздно, так как вынужден был поехать с Коннаут на розыгрыш армейского кубка по футболу в Олдершоте[1077] — смотрел, как две шайки дюжих молодцов месят друг друга в грязи. Стрелки клонились к восьми, когда я, облачившись в свои обноски, с замирающим сердцем выскользнул за дверь, сжимая в кармане пинтовую фляжку. Почти ровно в девять Моран показался на крыльце в оперной шляпе и складчатом плаще, помахивая длинной тростью. Он прошел буквально в ярде от меня: на миг свет газового фонаря выхватил из тьмы хищный профиль и топорщащиеся усы, я ощутил, как внутри у меня все холодеет, но полковник уже шагал дальше. Мне бросилась в глаза одна странность — под мышкой у него был плоский футляр. Но я был слишком озабочен, стараясь не отстать от Морана и наблюдая за его грациозными манерами — он выглядел опасным как никогда, — чтобы забивать голову всякими пустяками.

Я думал, что полковник снова идет в клуб, но, к моему удивлению, он свернул на Оксфорд-стрит, шел по ней некоторое время, потом принял к северу. Мне было невдомек, почему Моран не взял кэб. Даже так приходилось нажимать, чтобы не потерять его из виду. Когда мы покинули Оксфорд-стрит и прохожих стало меньше, я вынужден был поотстать, чтобы не попасться ему на глаза, и всякий раз спешил в укрытие, когда полковник сворачивал за угол. Местность была незнакомой, но помню, что мы пересекли Уигмор-стрит, после чего я прижался к стене с колотящимся сердцем, поскольку Моран остановился у входа в затемненную арку и оглянулся. Потом он обвел взглядом улицу — та была совершенно безлюдной, — ступил под арку и исчез.

Меня начало трясти. Я не знал, что затевает полковник, но понимал, что все произойдет сейчас или никогда. На лучший шанс не приходилось даже надеяться: паутина улиц безлюдна, как редко бывает в центральной части Лондона, а моя жертва свернула в темную аллею. Я изо всех сил поспешил вперед, задыхаясь, достиг арки и осторожно заглянул за угол — как раз вовремя, чтобы заметить его входящим в дверь, освещенную одиноким газовым фонарем в дальнем конце проулка. Я выждал несколько секунд, после чего воровато двинулся дальше, сжимая рукоятку «галанда» влажной от пота рукой.

Подкравшись к подъезду, я остановился. Дверь была открыта. Я прислушался и уловил поскрипывание ступенек: шаг-шаг-шаг, пауза, еще шаг. Колебаться было некогда: кто поручится, что и возвращаться он станет тем же путем, а если предстоит подниматься, то надо успеть, пока его собственные шаги заглушат мои. Допив для храбрости остатки бренди, я нырнул в дверной проем. Рассеянный свет падал на подножье лестницы, дальше я стал взбираться в полной темноте, держа в одной руке пистолет, другой нащупывая расшатанные перила.