Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Около того же времени наследный принц Мекленбург-Шверинский выехал из России с своею супругой, и вскоре великий князь Константин возвратился из армии. Быстрое и победоносное шествие наших войск, по-видимому, достигало своей цели и предуготовляло спасение Европы, но венский кабинет парализовал последствия этого славного похода. Австрийская армия, под предводительством эрцгерцога Карла, не присоединилась к генералиссимусу князю Суворову, согласно установленному плану военных действий. Император не мог перенести этого уклонения от принятых обязательств и велел нашей армии возвратиться к русской границе. Князь Суворов заболел на обратном походе и, благодаря несчастному характеру императора, подвергся его немилости. Суворов привезен был в Петербург и, согласно приказанию, поместился в самой отдаленной части города, а не в приготовленных для него апартаментах во дворце. Гнев императора усилил болезнь Суворова и свел его в могилу. Он умер весной 1800 г. и был погребен в Невской лавре со всеми воинскими почестями. Погребальное шествие прошло мимо моего дома. Никогда зрелище не было для меня более трогательно. На лицах всех военных запечатлено было выражение самой глубокой горести. По тротуарам улиц толпились люди всех слоев общества, и многие из них становились на колена. Император следовал за церемонией в продолжение некоторого времени. По окончании обычных молитв надо было нести гроб в церковь, куда вела очень узкая лестница. Придумывали, как бы устранить это неудобство. Тогда гренадеры, служившие под командой Суворова, подняли гроб, поставили его себе на головы и, при возгласе: «Суворов должен везде пройти!» снесли его до места назначения.

В январе того же 1800 года, муж мой представил смету почтовых доходов. Император был им очень доволен и пожаловал его чином действительного тайного советника, соответствовавшим чину генерал-аншефа[205]. Этот чин мужа открывал мне двери Эрмитажа. Я бывала почти на каждом спектакле, для того только, чтобы, хотя издали, видеть великую княгиню Елисавету; правда, что, при виде ее, я чувствовала себя еще более несчастной; но такова слабость человеческая: сердце теряет бодрость, когда ему следует вырвать оживляющее его чувство, каким бы отравленным оно ни представлялось. Самолюбие и тщеславие, властныя страсти, одни только могут потушить наши оскорбленные чувства, но я их никогда не знала. Я хотела прибегнуть к здравому смыслу, но и он был заодно с моим сердцем. Итак, надо было страдать и покоряться.

Великий князь Константин не долго оставался в Петербурге. Император прогневался на конно-гвардейский полк, сослал его в Царское Село и, чтобы увеличить наказание, поручил обучать его великому князю Константину. Его высочество поселился там с великой княгиней Анной, своей супругой, которая последовала за ним.

Образ жизни его высочества, в котором и великая княгиня должна была принимать участие, совершенно не согласовался с достоинством, присущим его сану. Желая сделать удовольствие своему супругу, обращение которого с ней во всем остальном изменилось к лучшему, великая княгиня ездила в манеж присутствовать на происходивших там военных упражнениях. Великий князь, безразлично и во всякое время, приводил в аппартаменты великой княгини офицеров вверенного ему полка. Танцовали под звуки рояля, и в обществе их высочеств царила фамильярная непринужденность, предосудительная даже и на более низких ступенях общества. В марте великая княгиня Анна опасно заболела и была перевезена в Петербург для более удобного за ней ухода в продолжение медленного выздоровления.

Между тем зимний сезон при дворе прошел без особых событий и даже без удовольствий. Там еще, по-видимому, не отдохнули от свадебных празднеств. Император, который особенно старался поставить на вид, что расположение его к m-lle Лопухиной не переходит границ чистаго, возвышенного чувства, продолжал за ней ухаживать, хотя она была объявлена невестой князя Гагарина, которого он осыпал милостями. Императрица, конечно, волновалась во всех отношениях, но по поводу таких мелочей и до такой степени безуспешно, что из этого не выходило ничего достойного упоминания. Великий князь Александр, исполняя с пунктуальною точностью возложенные на него тяжелые служебные обязанности, угождал своему отцу, но в то же время с каждым днем приобретал все более и более любовь общества. В качестве командира полка и петербургского генерал-губернатора, он мог часто спасать несчастных или, по крайней мере, облегчать их участь. Доброта и снисходительность его характера составляли слишком большой контраст с характером императора, так что великий князь Александр расположил в свою пользу все сердца, и чем более чувствовали себя несчастными в царствование императора, тем более увеличивалась надежда относительно будущего, и тайно желали, чтобы оно скорее настало.