в надежде услышать наконец чистый русский язык, Виталий Иосифович переключался на канал «Культура» и как-то раз попал там на передачу об истории женского белья, сотворенную царственной дамой, кумиром творческой интеллигенции, иконой стиля и т. п. И все бы прекрасно, но сколько ни в чем не повинных людей удалось иконе стиля сбить с толку, убедив, что трусы на себя (и, видимо, на других)
Еще уязвляли ранимого Виталия Иосифовича, в юности пережившего, а затем изжившего увлечение иноязычной лексикой, повсеместно встречаемые английские аналоги вполне распространенных и понятных русских слов. Прочитав как-то вывеску «Поставщик лоукост туров», он патриотически возмечтал, что когда-нибудь, гуляя по Лондону, куда имел обыкновение отправляться время от времени, чтобы прижать к сердцу дочь, обменяться крепким мужским рукопожатием с внуком и сделать «козу» крохотной внучке, так вот, гуляя по этому городу, встретит призывную надпись
Оставь свои иеремиады, Виталий Иосифович, ведь и твоя речь показалась бы варварской и безвкусной интеллигенту, жившему век назад... Что до рекламных рифм, то и Маяковский, уж на что мастер, не шибко заморачивался, когда свои плакаты лепил, Резинотрест прославлял: «Раскупай, восточный люд, лучшие галоши привез верблюд!», «Резинотрест — защитник в дождь и слякоть, без галош Европе сидеть и плакать». И все это — после «Я тоже ангел, я был им — сахарным барашком выглядывал в глаз, но больше не хочу дарить кобылам из сервской муки изваянных ваз».
Но злой старик не унимается. Жене:
— Ты смотри, что пишут! — И тычет в обложку любовного романа, забытого подругой Елены Ивановны на крыльце «Веселой пиявки». — «Ее прозе присущи удивительная глубина и пронзительность, равной которой не встретишь ни у одного современного писателя». Я тут того... нырнул в глубину удивительную: «Она вздрогнула и дико раскрыла глаза. Так дико, что даже он — знавший все ее взгляды — смутился. Лицо ее побелело, потом темно покраснело, потом вся кровь снова отхлынула от него...» Какова пронзительность, а?
С годами раздражение Виталия Иосифовича от нелюбезных ему речений только усиливалось. Он еще сильнее вытягивал губы, круче изгибал брови, противнее шевелил пальцами, а также громче — и визгливей — похрюкивал, досаждая домашним. Домашних, правда, было немного — жена Лена да пес Ларсик, причем последний оставлял словесные выкрутасы и претензии Виталия Иосифовича без внимания. Но Лене приходилось терпеть.
— Ты можешь мне объяснить, что такое «денежные средства»? — спрашивал он, не ожидая, впрочем, ответа. — Я человек незлобивый, но тех, кто вместо простого слова «деньги» — они же бабло, капуста и т. п. — пишет или, упаси Бог, говорит такую мерзость, следует публично сечь на городской площади. Вот, скажем, сперли у мужика кошелек с получкой, а как только нехитрое это дело попадает в суд, мы тут же имеем дело с «хищением денежных средств». Надо бы еще изучить, когда и при каких обстоятельствах такое немудрящее дело, как еда, превращается в прием пищи.
Или вот:
— Ну как может чувствовать себя гражданин страны, в которой одна из палат парламента называется Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации?
— Да ладно, — отвечала ему вполне осовремененная Елена Ивановна, — тут сынишка моей подруги вот такую просьбу разместил в своем фейсбуке: «Друзья, а ни у кого случаем ширика дешевого, который не жалко дать на неделю поюзать, не валяется дома без дела? Под никон, можно мануальный, в общем любой с байонетом
Впрочем, лингвистические изыскания Виталия Иосифовича вовсе не обязательно сопровождаются раздражительностью и негодованием. Терпеливо и вполне заинтересованно он трудится над разгадкой происхождения некоторых привычных слов и выражений. На свою беду (а скорее, счастье, ибо ему ведома радость поиска) он не пользуется Интернетом, который знает все и с готовностью этими знаниями делится. Поэтому усердно ищет и с ликованием открывает для себя искаженный греческий корень