Записки из «Веселой пиявки»

Не видите ль? Собравшися в дорогу,
В последний раз вам вера предстоит:
Еще она не перешла порогу,
Но дом ее уж пуст и гол стоит, —

Еще она не перешла порогу,

Еще за ней не затворилась дверь...
Но час настал, пробил... Молúтесь Богу,
В последний раз вы мóлитесь теперь.

Тут, по традиции, следовало бы закончить словом, с которого начинается следующая запись. А начинается она со слова уж очень здесь неуместного — «фасоль». Даже не знаю, как тут быть: стихи Тютчева — и вдруг эта самая «фасоль».

Фасоль задумчиво лущу

и лучшей доли не ищу. И правда, зачем ее искать? Вот, скажем, Диоклетиан, ci-devant император, жестокий гонитель христиан и вообще, судя по всему, премерзкая личность (а кто из них, императоров, личность светлая?), тоже на склоне лет успокаивал нервишки, хозяйствуя на своей ферме (ну да, этот анекдот про капусту). А Цинциннат — не тот, что плачет в ожидании смерти, а, наоборот, диктатор, который Луций и Квинкций? Стоило ему улучить свободную недельку, отвлечься от управления Римом и казней восставших плебеев, как он тут же принимался что-то там копать, бороновать, окучивать. Такое вот поветрие среди широких слоев римских правителей. Вот и я за ними следом лущу себе фасоль, хожу за курами да починяю все, что покосилось. Нрав в результате обрел ровный, покладистый, пристрастия невинные (разве поесть и выпить горазд, но — простим обжорство, разве это сокрытый двигатель его), изжил зависть и охоту к перемене мест, в который раз отказываюсь ехать в Шеффилд, куда брат зовет погостить, а ведь там сам Джо Кокер родился, неистовый рокер и электромонтер, спевший в Вудстоке битловскую With a Little Help from Му Friends и тем обретший славу — от которой и отказывается Виталий Иосифович ради радости лущить фасоль... Хотя никто ему этой славы не предлагал.

Вот и живут Виталий Иосифович и Елена Ивановна в «Веселой пиявке», тихо и благостно, что твои старосветские помещики, — разве победнее да живности поменьше: четыре, как уже говорилось, курицы с карликовым пуделем Ларсиком. Елена Ивановна в непрестанных трудах по саду-огороду, да кухня, да розарий, да газон побрить и горку сложить альпийскую — к искусству тянется Елена Ивановна, а бочки для полива так расписала, что вся деревня ахнула и д-о-о-олго рот закрыть не соглашалась: по зеленому полю цветы диковинные, бабочки порхают, жуки ползают, кроты да ежики глазки таращат. Виталий же Иосифович, напрочь лишенный изобразительного дара, решил предаться литературным занятиям и придумал двух пожилых одесских евреев, в общении с которыми избывает свои многочисленные комплексы. И нещадно эту парочку использует в корыстных интересах: чтобы вспоминать. Сладостное занятие — воскрешать забытое. Ну да. «Как жаль, поверь мне, что ты забыл и это время, и то, каким ты был». Жернова машины времени. Они это самое время перемалывают, выплевывая нелепости. Вот одна, пока опять не позабыл: Магда Геббельс, еще не будучи Геббельс, увлекалась сионизмом и была возлюбленной уже довольно известного в Германии сиониста Хаима Арлозорова.

Или вот, из колодца времени выудил старика вахтера. Давно было дело, свежевылупившимся инженером испытывал на опытном заводе одну штуку — блок стабилизации напряжения питания, причем в ночную смену. Засунул схему в термокамеру и, чтобы время убить и сон разогнать, заговорил с этим старичком о погоде — стал прогнозы охаивать, а в ответ услышал: да ты, сынок, чем прогнозы слушать, к знающим людям подойди, поинтересуйся, значит. И такого мне наплел, такого наплел — до сих пор не позабыл и даже пользуюсь на благо нашего скромного сельхозпроизводства в «Веселой пиявке»: