Записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

На случай кончины жильцов существует особый протокол. Эдвард однажды попытался его раздобыть, но протокол оказался “для служебного пользования”. Это только подогрело любопытство Эдварда. Думаю, он изобретает способ получить его в свое личное пользование. Он как-то пробовал выудить его у одной из медсесетер, которая ему симпатизировала, но та не пожелала об этом говорить. Я забросил удочку к Ане. Она улыбнулась и обещала сделать все возможное. Открытость здесь не в почете. Самые обычные вещи держатся в секрете. Например, от чего кто-то помер.

Персоналу не разрешено давать информацию о жильцах. Даже если кто-то простудился или отправился в гости к дочери. Одно время Эверт отправлял свою почту в траурных конвертах. На них он не наклеивал марки. Полагал, что из жалости к адресатам с них не берут наложенный платеж и что траурные письма всегда приходят в срок. Это продолжалось до тех пор, пока он не отправил траурный конверт в налоговую службу.

Но это еще что. Бывает и хуже. К примеру, его брат разъезжает повсюду в подержанном катафалке и возит с собой самодельный гроб, чтобы парковаться в любом месте.

За кофе Эфье рассказала, что накануне коронации Виллем Александр заметил: “Вообще-то мне это не нравится. Откажусь, пожалуй!” Эфье находит это очень милым.

– Он так сказал? – ошеломленно отреагировали трое-четверо присутствующих.

Здесь плохо слушают и не слышат половины сказанного.

понедельник 22 апреля

Сегодня утром Эверта отправили в больницу.

– Проведу там ночку, – сказал он беззаботно, когда пришел просить меня пару дней позаботиться о Маго.

Он не хотел говорить, что с ним.

– Ничего особенного, несколько обследований.

– Каких обследований?

– Отстань, Хенки, неохота мне обсуждать с тобой медицинские подробности. Нога у меня болит, ясно? Они поглядят, нельзя ли что-то с ней сделать.

И звонить ему сегодня вечером он не разрешил. И для верности не сказал мне ни номера палаты (“Точно не помню”), ни палатного телефона. А свой мобильник оставил дома.

Понятное дело: не хочет меня обременять и проч.

Это меня не успокоило.

Государственный гимн и здесь был воспринят со смешанными чувствами. Большинство считает, что текст неплох, насколько они его понимают. Но люди были весьма разочарованы тем, что Корри Броккен и Аннеке Гронло не пели со всеми вместе. Я наугад назвал два имени.

– Пели одни молодые, а это вовсе не средний возраст населения. Ее величеству тоже уже за семьдесят.

Хор очень доволен, что петь придется только “Вильгельмус”, ведь разучить в столь короткий срок новую сложную песню певцы не в состоянии. Главное, обошлось без рэпа. И таким образом был подпилен один из трех столпов королевского праздника. Неужто это такая супер-забота о пожилых? Или весь народ Нидерландов вдруг впал в старческий маразм?

вторник 23 апреля

Песик Эверта тоже немного не в форме: чувствует, что любимый хозяин лежит в больнице. Мы собрались на прогулку, и пока я надевал на него ошейник, он навалил большую, довольно жидкую кучу на кокосовом коврике с надписью “Добро пожаловать”. И при этом невинно глядел на меня своими большими выпуклыми старыми собачьими глазами. Двадцать минут я был занят тем, что извлекал его какашки из плетеного коврика. В конце концов я все-таки выбросил коврик, так как вонял он нещадно.

Эверт возвращается сегодня вечером. Час назад он звонил, чтобы сказать, что сегодня сможет сам выгулять Маго.

– Да, все хорошо, никаких подробностей.

Больше ничего я из него не вытянул.

Смотрел по телевизору сериал “Старые дубы” – о переживаниях известных старых нидерландцев в некоем ностальгическом доме. Несколько дней назад нечаянно наткнулся на передачу о хоре престарелых. В субботу анонсирован телефильм о восстании в каком-то доме престарелых под предводительством господина Аарта. От “нас” так просто не отделаешься.

Но ни этот хор, ни это восстание не типичны для старого нидерландца. В сериале самому “старому дубу” 69 лет. Средний возраст наших обитателей – 80.

В последние годы в богадельнях наблюдается новый наплыв совсем чокнутых старцев, которые в самом деле больше не могут жить самостоятельно. Вам нужно иметь третью (или близкую к третьей) степень слабоумия, чтобы туда попасть. Это стадия, когда вы уже не можете сварить себе яйцо и, как правило, оказываетесь в закрытом отделении.

Для тех, у кого вторая стадия, многие дома назначают срок ожидания – два года. А тогда уж кандидат подчас отпадает сам собой. Недурно? Все эти списки ожидания нужны богадельням лишь для собственной страховки. В 70-е и 80-е можно было несколько лет прожить в доме престарелых в свое удовольствие. Теперь туда попадают сущие развалины, которые могут рухнуть в любой момент.

среда 24 апреля

– За полтора дня в больнице я, можно сказать, совсем высох. Мне нужно срочно заправиться.

Я зашел к Эверту в половине восьмого узнать, как он себя чувствует. К этому времени он уже принял на грудь пару стаканов. В небесно-голубой бутылке осталось не намного больше того, что он тайно высосал из нее в больнице.