Записки хирурга военного госпиталя

– Хорошо, а что ты умеешь?

– Я тракторист, бульдозерист.

– И где ты видишь у нас в хирургии трактор или бульдозер? Нам тоже нужны те, кто моет полы и драит инструменты в операционной.

– Как?!

– А что, ты полагал, что я тебя хирургом возьму?

– Зачем сразу хирургом, можно же кем-нибудь другим. Помогите, пожалуйста! А то пропаду.

– Ладно. В компьютере разбираешься? Печатать грамотно можешь?

– Нет, – машет опущенной книзу головой.

– А ты вообще для чего в армию шел? У вас же в республике набор ограничен, мог бы и не служить.

– Э-э, как не служить?! Косо все смотрят, если ты в армии не был.

– А что, тебе не говорили, что там полы придется драить?

– Нет, – цокает языком, – никто не сказал. Я думал, стрелять буду, гранаты кидать, с парашюта прыгну, а тут – полы! Тьфу! Знал бы, точно не пошел, – тут он впервые улыбнулся, прогнав накопившуюся на лице грусть, и я понял, что он еще совсем зеленый пацан.

Пришли сержанты и, грубо подняв с кушетки арестованного бойца, увели его в морозную снежную ночь. Уходя из комнаты, он повернулся ко мне, помахал рукой и еще раз широко улыбнулся…

Уверенно ступая по широкому чистому коридору приемного покоя, молодой нагловатый лейтенант медицинской службы с неуставными треугольными бакенбардами на мужественном лице ведет за собой сбившихся в кучу озирающихся по сторонам абитуриентов. Лето – пора поступлений в высшие учебные заведения. Военные учебные заведения не исключения. Из Военной академии Тыла и Транспорта привезли сразу шесть человек. Кишечная инфекция – дело такое: поел грязными руками сомнительную, но вкусно пахнущую еду – будь готов ко встрече с прекрасным в виде частого уединения в известном месте. Все шестеро отведали шаурмы в ярком, тесном помещении, пропитанном прогорклыми запахами, восточным колоритом, громкой диковинной музыкой и отдающей расстройством пищеварения обстановкой.

Лейтенант четко, по-военному представился, козырнув холеной рукой к новенькой фуражке с щеголеватой тульей, и с усмешкой добавил:

– Не успели в Питер приехать, как уже обожрались какой-то ерунды. Дрищут по пятнадцать раз на дню.

– Старлей, ну что за «дрищут»? – словно от зубной боли, морщусь я. А я сегодня дежурный врач по госпиталю, и перспектива принимать сразу, одномоментно шестерых больных, да еще в полночь, ой как не радовала.

– Извините, – чуть подрастерялся военврач, – но, правда, зло берет: не успели от мамкиных пирожков оторваться, как уже тащат в рот всякую заразу. Ей бо, словно дети.

– Они и есть дети. Только школу закончили. Себя вспомни.

– Ну я точно шаурму у восточных людей, да еще в сомнительных забегаловках, никогда в жизни не покупал. На их руки с грязными ногтями только глянешь, уже сразу весь аппетит пропадает. А на стол посмотришь, где тараканы, как у себя дома, свободно гуляют, так и заходить расхочется. Там же только от одного вида в животе урчать начинает.

– Молодец! А все же я бы попросил вас так больше не выражаться. Вы же врач, – и про себя добавил, – хоть и военный.

– Извините, товарищ… ээээ, из-за халата не вижу вашего звания?

– Полковник, – сдвинул я брови к переносице и принял суровый вид.

– Извините, товарищ полковник, – заплетающимся голосом произнес побледневший старший лейтенант медицинской службы, и я отметил, как на его висках мелким бисером выступили капельки пота.

– Расслабьтесь. Все хорошо. Давайте их документы, и пускай больные ваши по одному проходят в смотровую комнату, а вы пока подождите в коридоре.

– Есть! – выдохнул ретивый служака и передал мне тоненькую пачку карточек больных абитуриентов.

Осмотр и тщательный опрос показали, что старший лейтенант не зря ел свой хлеб. Все мальчики действительно страдали жесточайшим поносом. Во время осмотра они периодически отлучались в комнату, что в конце коридора. И все, как один, дружно грешили на злосчастную шаурму. Ну вот, захотелось им неожиданно для себя попробовать этой вкусной с виду экзотики. Все прибыли из небольших провинциальных городков, где такое блюдо в диковинку. Что с них взять?

Закончив осмотр, я принялся за заполнение историй болезни. Притихшего старшего лейтенанта отпустил домой. Хоть и нагловат, но верно поставил диагноз и правильно заполнил всю прилагающуюся документацию.

По мере окончания работы над историей болезни больной сразу отправлялся мной в инфекционное отделение. Чего их мариновать в приемном покое? Налицо имелось обезвоживание, и требовалось незамедлительно начать внутривенные инфузии. Остался один, последний. Неприметный, тихий юноша, все время пропускающий своих товарищей по несчастью впереди себя. Я еще тогда подумал: какой вежливый и предупредительный молодой человек. Он имел абсолютно неброскую внешность: нескладная фигура, торчащие лопухами круглые уши, чуть конопатое лицо, рыжеватые волосы, не избалованные вниманием расчески, густеющий пушок на не познавших остроту бритвы щеках. Пройдешь мимо такого и не заметишь, и не запомнишь.

Вот только глаза. Его небесно-голубые глаза источали холод и невозмутимое спокойствие. Это были глаза взрослого, расчетливого и прагматичного человека, знающего себе цену.