Записки хирурга военного госпиталя

– Солдат, ты совсем обнаглел? Я что, стану по приемному покою твою историю болезни искать? У меня что, других дел нет?

– Дмитрий Андреевич, – его глаза широко раскрылись, – что вы. Вам не нужно будет ничего искать. Я попрошу Пашу, и он вам ее лично в кабинет занесет.

– А кто у нас Паша?

– Паша Гмыря, он в приемнике работает. Я с ним в одной комнате живу.

– Твой друг-сачок? Добро, пускай Паша принесет.

– Спасибо, Дмитрий Андреевич! Спасибо! Вы там напишите, какие анализы нужно будет для истории сдать, а я утром приду и все сдам, – расплылся в улыбке Гоша.

– Подожди, что значит «утром приду»? – нахмурился я. – Ты что, в штабе ночуешь?

– Нет, почему сразу в штабе, у себя – в терапии, – улыбка так и застыла на его свекольного цвета лице.

– У себя в терапии. Вот что, дружок, никаких тебе терапий! Раз числишься у нас, отныне станешь проживать в хирургии.

– Дмитрий Андреевич, но я уже там десять месяцев живу. Я привык. У меня там все вещи. Мне всего два месяца до дембеля осталось. Разрешите там остаться? Когда неврология и инфекция на меня истории болезни заводили, я продолжал лежать в терапии, – скороговоркой, чуть не плача, выпалил он.

– Я не знаю, что там было с неврологией и инфекцией, а у меня ты будешь жить здесь. И точка! Сходи за вещами, а мы пока подберем тебе место получше. Там в двенадцатиместной палате один воин как раз сегодня выписался, займешь его койку! – ледяным тоном возвестил я о своем суровом решении. И хотя у нас больше, чем четырехместных палат, никогда не водилось, я осознано сгустил краски.

– Двенадцатиместная? – ужаснулся Гоша и чуть не упал на пол, благо я был рядом, подхватил его под мышки и усадил на стул.

– Живой? Как себя чувствуешь?

Гоша не сразу, но оклемался и заплетающейся походкой отправился в приемный покой. Через два часа позвонил Волобуев и попросил меня оставить писаря жить в терапии.

– Там ему удобней работать по ночам, у него там, в палате, стоит компьютер, – объяснил он мне свою политику.

– Хорошо, Марат Иванович, как скажете. Но анализы и обследование ему все равно придется пройти. Истории болезни эксперты сейчас очень тщательно отслеживают.

– Это даже не обсуждается! Что надо, пускай сдает и проходит. Стандарты никто не отменял…

К концу рабочего дня я сдал историю Гоши Вьюнова на пост и строго наказал дежурной медсестре, чтоб она тщательно переписала все назначения.

– И это тоже выписывать? – она удивленно ткнула кончиком ручки в лист назначений.

– Тоже, – согласно кивнул я. – А что, он хуже других?

– Не знаю, обычно врачи ходят, договариваются и результаты так пишут.

– Значит, будет необычно.

Я завел на Гошу историю болезни с диагнозом: «Дивертикулез сигмовидной кишки, осложненный дивертикулитом». Дивертикулы – это когда по разным причинам выпячиваются наружу все стенки кишки, образуя такие своеобразные шишечки. Когда их много – называют дивертикулез. А когда они воспаляются, то пишут – дивертикулит. Заболевание не такое уж редкое, приходится и оперировать. И чаще как раз поражается сигмовидная кишка. Чтобы подтвердить диагноз, нужно осмотреть кишку изнутри. Для этого применяют два основных метода: ректороманоскопию – это когда в прямую кишку вводят такую металлическую трубочку сантиметров двадцать пять длиной. И при помощи ее осматривают заинтересованный участок: прямую и сигмовидные участки толстой кишки.

Когда есть сомнения, а они есть всегда, то прибегают к следующему методу: фиброколоноскопии (ФКС). Тут уже осматривают всю толстую и конечный отдел тонкой кишок. Здесь уже в ход идет трубочка протяженностью под два метра. Ее тоже заводят через прямую кишку. Она, правда, уже не из металла, а из мягкого пластикового волокна. Но все равно оба метода довольно неприятны, и на пациентов нападает панический ужас накануне исследования.

Кроме того нужно осматривать уже чистую, подготовленную кишку. Для этого применяют также два способа подготовки. Первый – это обычные клизмы до изнеможения, пока вода не станет совсем чистой. А второй, более простой, щадящий, при помощи особых слабительных порошков. Но для Гоши легкий путь был заранее заказан.

Когда Гоша узнал, что за исследования его ожидают, он просто на полчаса потерял дар речи, а когда пришел в себя, захлюпал носом и стал умолять отменить и обследование, и подготовку к нему.

– Дмитрий Андреевич, я же не выдержу! – ныл Гоша.

– Что ты, дорогой! Успокойся, – как можно ласковей просил я его. – Это входит в обязательные стандарты обследования твоего заболевания.

– Но у меня нет никакого дивркули, как его?!

– Есть, вот посмотри сюда, – я протянул ему историю болезни, – посмотри внимательно, дружок. Видишь, что здесь написано?

– А нельзя написать что-то другое? – он с нескрываемой надеждой посмотрел на меня.

– Конечно же, нет. Я что тебе, мальчик по нескольку раз истории болезни переписывать?

– А может, стоит попробовать договориться в кабинете эндоскопии? Ведь эти исследования, по большому счету, чистая формальность. Они нужны только для истории болезни.