Записки художника-архитектора. Труды, встречи, впечатления. Книга 2

Страстным любителем книги я сделался еще в юные годы, когда на скромные гроши, скопленные от продажи бабок (козны)[941] мальчишкам или из очень скупо отпускаемых копеек на гимназический завтрак (булка в 3 коп[ейки]) я мог покупать книжку на ярмарке или на толчке у башмачника, бывшего в то же время и единственным в Уфе букинистом. Рыжая, видимо никогда не чесаная борода, всклокоченные волосы и какие-то огромные сапоги с непомерно широкими голенищами, изношенный десятилетиями пиджак были мне дороги, когда этот, просто называемый «рыжий» приходил к нам домой на кухню и приносил мне какую-нибудь книжку за 20–30 коп[еек], а 50 к[опеек] были значительной суммой, рубль был заплачен за «Божественную комедию» Данте (в переводе Мина) и за «Помпею» Красовского[942]. Позднее, живя в Москве в мои учебные годы в Училище живописи, ваяния и зодчества я посещал каждое воскресенье Сухаревку, а иногда кое-кого из букинистов.

Сухаревка — этот торг старьем и новых вещей для «оформления быта», начиная от самоварной трубы до бриллиантовых серег — являлась специфической чертой торговой Москвы. Торг на Лиговке в Петербурге возник лишь в первые годы XX столетия. Провинциальный толчок — толкучий рынок был в масштабах скромных и по составу, и по объему, не говоря о провинциальном тоне серой жизни. Нигде не было, даже за границей подобия того рода палаток с книгами и антикварами, какие раскидывались каждое воскресенье с утра до вечера на Сухаревке.

На Сухаревой начинали свою книжную торговлю многие букинисты. Я помню и И. М. Фаддеева, когда он появился в своей палатке, где аккуратный подбор книг поражал и дорогой расценкой. За Сухаревкой установилась слава дешевизны, а Фаддеев цену держал выше и не уступал. <Огромные запросы и сбавка цен до минимума давали повод назначать вместо просимого букинистом рубля копеек 15, 20. Как-то малоопытный гимназист класса из 6-го долго рылся в книгах и, наконец, отобрав полное собрание соч[инений] Достоевского (изд. «Нива») спросил: «Сколько?» — «Восемь рублей». — «Дорого, два рубля дам». Торговец вырвал у гимназиста книги и раздраженно ответил: «Вот что, молодой человек, ступайте сейчас же в аптеку и купите себе касторки на десять копеек», — отворачиваясь от подобного покупателя>[943].

Букинист был всегда внимателен к человеку, отыскавшему в куче хлама нужную книгу и, заприметив в нем уже бывалого у него, он охотно и сам помогал в книгорытстве и в советах.

В деле отыскивания во время этих разведок любителю книги иногда помогало чувство какой-то невыясненной интуиции. Случайность? Может быть, но такие случайности были интересны.

Конец воскресного дня, Сухаревка свертывается, снимаются парусинные завесы, убираются доски прилавка, укладывается книжное добро в ящики — пора везти в близлежащий сарайчик при квартирке, в переулке. Я ехал домой, торопился и почему-то невольно спрыгнул с конки и подошел к ближайшей палатке. Лохматый парень спешно убирал товар. Увидел я засунутый в железное ведро сверток, сверху довольно грязный; отогнул угол одного листа, оказались какие-то старые гравированные архитектурные листы. «Сколько?» — «Давайте для вечера трешницу».

Когда я уже уходил со свертком, подошел хозяин: «За сколько продал?» — «За три рубля». — «Эх, дешево он вам продал, разве можно. Ну ладно, для вечера и это деньги».

Когда я, придя домой развернул обрызганный грязью сверток, то это оказались гравюры из издания П. Деккера — замечательного архитектора эпохи немецкого барокко начала XVIII в. 86 листов большого размера. <Вычистил, трепаные края, к сожалению, пришлось обрезать (гравюру никогда не следует обрезать, нарушается ее цельность). Теперь у меня это прекрасный альбом. Всего в полном издании Деккера 110 л[истов], и встречается редко>[944].

Другой случай был в Петрограде в 1925 г.

Поздняя осень. Октябрь. Безнадежный мелкий дождь. Трамвай тащится по Садовой к центру. Пятый час вечера. Я также спешил домой и, поравнявшись с Александровским рынком, без цели, без денег пошел по той линии, где торговали два букиниста в маленьких лавчонках с одним створом без окна. В запыленной витрине виднелись два томика, старые, в свиной коже.

— Что это?

— Да старье какое-то, посмотрите.

Одна была «Геральдика», изд[анная] в Риме 1690 г[ода] с отличными гравюрами портретов, когда же я развернул другую, то невольно сперло дыханье, и не верил глазам: компактным шрифтом напечатано: «De architectura libri decem» Vitruvius[945] с комментариями Барбаро, венецианское издание XVI в.[946]

— Возьмите их, — говорит букинист, — давно они у меня, пятерку заплатите, и запирать пора уже. <Это дивное издание было уступлено мною в Академию архитектуры и послужило для издания большого труда комментарий Барбаро>[947].