Я стояла возле дверей зала судебных заседаний. Рядом расположился мужчина в костюме и с портфелем. Я узнала в нем адвоката Олега Захарчука, которого раньше часто встречала. Он регулярно выступал защитником в громких процессах. Я знала, что благодаря раскрученному имени гонорар у него немалый. Вот только зачем Носкову такой защитник? Он же во всем сознался и даже не против оказаться в тюрьме. Звучит, конечно, странно. Но правдиво.
Я решила не терять времени даром и подошла к адвокату. Обычно защитники охотно общаются с прессой. Это всегда отличный источник информации для журналистов. Нет, не думайте, что они хотят делиться по доброте душевной — для каждого адвоката упоминание в СМИ является условным бонусом. Если имя защитника часто мелькает в прессе, приток клиентов гарантирован. Потому адвокаты с удовольствием давали нам комментарии.
— Олег Константинович, я Екатерина из «Комсомольской правды», — представилась я. — Мы с вами уже виделись на других процессах. Хотелось бы пару вопросов по делу Алексея Носкова.
— Да, конечно, — сказал он, тут же приосанился и поправил галстук.
— У вас в этот раз очень необычное дело, — начала я. — Вы представляете интересы человека, который сам не скрывает, что убил, и даже не против оказаться за решеткой. Как будете выстраивать защиту?
— Тут очень непростое дело, Екатерина, вы правы, — задумчиво ответил адвокат. — Явка с повинной в российском праве — царица доказательств. Но конкретных улик, кроме показаний самого Носкова, в деле нет. А он все твердит: «Я всех зарезал, я их убил». Честно, сам я так и не понял — убил он или нет. Меня наняла его супруга. Она уверена, что он не убивал и просто мстит ей.
— Как вы намерены доказывать невиновность или добиваться смягчения наказания? — спросила я.
— Для начала запросил суд присяжных, — ответил он. — Возможно, они тоже посчитают, что убивал не он. Вообще, я думаю, зря он все-таки сознался. Еще немного, и срок давности по статье прошел бы. Никто искать бы не стал.
Перед залом заседаний начали собираться люди. Большинство из них родственники Алексея Носкова и знакомые. Отца не было. Поддержать сына пришла мать — Ольга. Худощавая женщина лет шестидесяти. Она очень переживала, что пропустила момент, когда сына повел конвой. Я пыталась с ней заговорить, но она наотрез отказалась.
— Читала я ваши статьи, — бросила мне мать подсудимого. — Все следствие там расписали. А как девчонке жить теперь с тем, что отец убийца? Видно, детей у вас нет, не понимаете.
Не была готова разговаривать в этот раз и Олеся. В перерыве между заседаниями она поймала меня, но бросила лишь одну фразу.
— Слушай, не пиши про меня, а? — просила она слезно. — Ну, сделай вид, что меня нет. Это же несложно. Я же не сторона дела.
— Олеся, я не могу обещать, что не буду писать и не будет звучать ваше имя, — ответила я. — Все зависит от показаний в суде.
— Ладно, — бросила она и ушла.
Слушания начались с изучения материалов дела. Судья включил запись, где Алексей давал показания на месте. Спокойно и уверенно с экрана на нас смотрел худощавый мужчина с потухшим взглядом. Тихо и даже монотонно он рассказывал, как нанес несколько ножевых ранений сначала Виктору Шуваеву, потом его жене. Свои показания Алексей подтвердил и в суде. Слово в слово в очередной раз повторил то же, что и на допросе, и при даче показаний на месте преступления.
Через железную решетку я старалась разглядеть его. Обычно люди на скамье подсудимых нервничают, взгляд бегает, руки дрожат. Носков был спокоен и безмятежен. Словно простой зритель он наблюдал со стороны за происходящим. Было ощущение, что он для себя все решил, свыкся и принял, что проведет несколько лет за решеткой, а суд для него — просто формальность.
— Зачем вы совершили убийство? — спросила судья.
— Из корыстных побуждений, — спокойно ответил он. — Я был зависим и хотел получить хоть какую-то сумму на дозу. Мы забрали деньги, какие нашли. Потратили на наркотики.
— Вы раскаиваетесь в содеянном?
— Конечно, — сказал Алексей. — Меня совесть замучила. Я бросил наркотики, исцелился. Но совесть душила. Меня каждый день терзало это. И настал момент, когда я понял, что жить незачем. Мне нечего больше терять, и могу признаться.
Слушатели слегка замешкались от такого признания. Однако Алексей так уверенно говорил, что лично я ни на секунду не сомневалась — он не врет. Уверена, когда героиновая пелена спала с глаз и он вернулся к нормальной жизни, убиенные старики являлись во сне. А измена жены — будто спусковой крючок.
На заседании открылся новый факт. Судья озвучила, что Алексей уже попадал в поле зрения правоохранителей. Оказывается, примерного студента незадолго до убийства судили за кражу. Причем попадался на хищении чужого добра дважды. Тогда отделался условным сроком. Ну, а дальше более тяжкое преступление.
Честно говоря, я удивилась всем положительным характеристикам родных. Неужели и после кражи они ничего не видели? Или просто не хотели замечать очевидного?