Содержание детских игр определялось типичным для разных сословий бытом. Так, дети из городских низов повторяли в играх эпизоды уличной жизни. «Дети городских простолюдинов чаще крестьянских играют в куклы, что уже предполагает известную степень развития фантазии; но в жизни кукол повторяют большею частию события, которых бывают свидетели или о которых слышали от взрослых. <…> Тут главную роль обыкновенно играет булочник или квартальный надзиратель; каланча становится местом, с которого видно, что делается за сто верст, даже на луне; тут пожарная команда представляется чем-то вроде змея-горыныча, который нарочно давит всех встречных; тут ялики ходят по Неве как будто только для того, чтобы спасать утопающих; тут тятенька однажды надел
Деревенские дети воспроизводили в играх с куклами уклад крестьянской жизни, что было зафиксировано этнографами второй половины XIX века. «…Когда девочка достаточно присмотрится к жизни, увидит препровождение народных праздников, крестины и свадебные обряды, тогда и на кукле у нее выполняется вся окружающая народная жизнь и суета, все обычаи, нравы и образы. Куклы ходят друг к другу в гости, угощаются коровайцами, из кукол девочка выбирает одного жениха, а другую невесту и играет со всеми увеселениями свадьбу; у куклы будто бы родится дитя, и девочка купает какого-нибудь кукленка в воде. Кукла-женщина у девочки исполняет все женские крестьянские работы: она у нее как будто бы прядет свою пряжу и ткет холсты, также стряпает около печки и ходит в поле на жнитье. Кукла-мужчина ходит в лес и рубит дрова, ездит пахать, жать и косить; он нередко
Этикет в кукольной игре превыше всего (Виновата ли кукла? 12 рассказов с 12 крашеными картинками. С. Д-с. СПб.; М.: изд. М.О. Вольфа, 1860)
Этнографические описания кукольных игр лишены этических оценок, в педагогической же литературе акцент делался на социальных проблемах воспитания, и без предвзятости тут не обходилось. Утверждалось, что игры детей из народа отличаются грубостью и примитивностью. По мнению Ф. Толля, автора обзоров детской литературы 1860-х годов, эти игры лишены поэзии и представляют собой «пародию на действительность». У детей купцов и ремесленников фантазия рано подавляется «рассудком и расчетом», а у детей нищеты подавляется «развратом, чувственностью, которые, как известно, получив силу, совершенно поглощают энергию воображения»[550]
. Наиболее «поэтичными» и «развитыми» педагог считал игры детей образованных сословий. Тех же взглядов придерживались авторы детских книг, помещая кукольную игру в антураж буржуазного или аристократического дома. Героини «записок» виртуозно воспроизводят бытовые тонкости жизни дворянства, чередуя описания балов, театров, праздничных обедов и вояжей за границу. Дети прислуги как зачарованные наблюдают за играми своих барышень, учась у них культуре быта и этикета. В действительности бытовую сторону господской жизни дети горничных знали порой не хуже барышень. Дочь московского купца Вера Харузина в детстве не умела играть в куклы, зато ее горничная была большая мастерица изображать в кукольной игре жизнь своих хозяев. «Дунечка же учит меня играть в куклы. Это вовсе не так легко. Мне, как девочке, дарят куклы, а я положительно не знаю, что с ними делать. <…> У Дуняши сейчас готова целая история. Она устраивает кукольный домик; у нее куклы ходят друг к другу в гости; Юленьке велят учить уроки на рояли, а она просит отпустить ее побегать. <…> Я продолжаю сочинять про Юленьку, но про такую, какой она мне представляется, живую девочку, настоящую, а не про эту безжизненную, „незаправдашнею“, с фарфоровой головкой, накрашенными черными волосами и неизменной скучной улыбкой»[551]. Молоденькая горничная была в игре «барышней» и получала большое удовольствие от воспроизведения сцен из господской жизни – настоящую барышню это вовсе не забавляло.