Записки майора Томпсона. Некий господин Бло

Наряду с мягким двойным ковром на полу и двойными шторами на окнах у Барнажа можно легко обнаружить и другие отличительные знаки могущества: фотография мадам Барнаж на его письменном столе (привилегия высоких должностей; чаще всего в рамке под стеклом выставляются дети — большим форматом, если дети малы, малым форматом, если они большие. Жена, поскольку она вышла из нежного возраста, обычно не экспонируется или в крайнем случае имеет право на уменьшенный формат; но мадам Барнаж, женщина редкой красоты, фигурирует крупным планом), селектор, радиоприемник и особый прибор — эвфориметр, со стрелками, сверхчувствительными к изменению температуры и влажности воздуха, точка пересечения этих стрелок указывает температуру, наиболее благоприятную для организма человека. Барнаж часто вызывает меня к себе в кабинет. Или прямо: «Алло, Бло? Зайдите-ка ко мне на минутку!», или через секретаршу: «Мсье Бло, на совещание к мсье Барнажу»[166].

Он широко пользуется этим оружием власти: правом в любую минуту вызвать к себе сотрудника. Собственно, в этом и заключается всемогущество власти: ты можешь вызвать к себе любого, но никто не может вызвать тебя. Это роднит господина Штумпф-Кишелье с президентом республики. Сильные мира сего в своей изощренной борьбе за сохранение престижа имеют обыкновение использовать посредников. В прежние времена важные персоны отстаивали свои права, восседая в каретах или портшезах и приказывая армии лакеев расчищать им путь. Теперь они ведут эту борьбу при помощи телефона. Или, вернее, поручают ее вести своим секретарям. Главное — не брать первому трубки.

— Соедините меня с господином Штумпф-Кишелье, — говорит господин Рагондо, не привыкший ждать.

А поскольку господин Штумпф-Кишелье, который также считает ниже своего достоинства ждать хоть секунду, отдал те же самые указания своей секретарше, в конце концов секретарши и ведут переговоры:

— Соедините меня с господином Штумпф-Кишелье…

— Я соединяю вас с господином Рагондо…

Теперь, когда их самолюбию ничто не угрожает, господин Штумпф-Кишелье и господин Рагондо могут спокойно поговорить.

Как-то Барнаж вызвал меня с Мишо и Гогэ в свой кабинет. Никакого комитета или совещания в этот день не предполагалось. И видимо, не предполагалось вообще ничего такого, что могло бы объяснить наш вызов. Барнажу просто нужна была аудитория, одобряющая каждое его слово, перед которой он мог бы продиктовать очередной приказ своей секретарше. Ему доставляет огромное удовольствие лишний раз продемонстрировать свою власть, диктуя эти приказы: это своего рода проявление комплекса неполноценности. Он чувствует себя на верху блаженства, если его слушают пять-шесть человек. (Случается даже, что Барнаж вызывает меня, принимая какого-нибудь посетителя. Я извиняюсь и делаю вид, что хочу уйти.

— Нет, нет, не уходите, Бло! Вы можете остаться. Господин N, разрешите вам представить господина Бло, моего актуария. Он сейчас назовет вам те цифры, которые я не могу припомнить.

Мое присутствие явно вдохновляет Барнажа. Под его опытной рукой я кручусь как колесо. Я становлюсь его вещью.) Он, видимо, все-таки прирожденный актер: вся его жизнь состоит из номеров, которые он исполняет, чтобы ослепить других и самого себя. Он постоянно играет какую-нибудь роль. Естественным он, вероятно, бывает лишь несколько секунд утром, при пробуждении… И тотчас спасается бегством от самого себя. Свой первый номер — «у телефона» (поскольку телефон и секретари — главные аксессуары этого актера) — он исполняет для своей супруги, прекрасной мадам Барнаж: деловой человек международного класса, который, прежде чем принять ответственное решение, проверяет биение пульса столиц мира. Он вызывает финансовый отдел:

— Какие новости из Лондона?.. В Нью-Йорке все спокойно?.. Не упускайте из вида Ирак… Это может оказаться очень важным… Кто у нас там? (Он все прекрасно знает, но предпочитает делать вид, что это ему неизвестно)… Но это же круглый дурак… (Послушать Барнажа: кругом одни дураки). Держите меня в курсе. Если атмосфера накалится, пусть посылают Рамейя или Вальге… Дайте мне Бло!

Я легко могу представить себе, как Барнаж затем переходит к своему следующему номеру — «с детьми»: сверхзанятый человек находит время исправить игрушечный электропоезд своему сыну. Ему было бы очень приятно, если бы именно в это время позвонили из компании и он бы ответил, что для него дети важнее Ирака. Исполнив третий номер «с шофером» (добродушие и покровительственная фамильярность), Барнаж, уже хорошо обкатанный, появляется на основной сцене — в компании.

В тот день, вызвав нас к себе, Барнаж начал так:

— Как стало мне известно (одно из его любимых выражений), сотрудники некоторых отделов не отвечают вообще или отвечают с большим опозданием на письма клиентов. С этим пора наконец покончить. — В микрофон: — Жанина!

— Жанина, прошу вас, сейчас я вам продиктую приказ всем начальникам отделений. Вы хорошо меня поняли: «Всем». Копию генеральным директорам.