Записки майора Томпсона. Некий господин Бло

Вероятно, существуют дети, которые так мудро выбирают друзей, что бывают счастливы вернуться к себе домой, и которые понимают, как много делают их собственные родители, чтобы им жилось радостно и беззаботно. Во всяком случае, мне хотелось бы в это верить. Но существуют и другие дети, вроде моих, которые так умеют найти себе товарищей, что возвращаются от них всегда хмурые, недовольные своей жизнью, считая, как говорят американцы, что им «крупно не повезло».

Странно… Ведь могли бы они хоть время от времени находить друзей, «менее обеспеченных». Но «другие», о которых они прожужжали мне уши, всегда «более обеспеченные». И чем больше я им даю, тем чаще они находят друзей, у которых «всего больше». Стоит мне купить сыну велосипед, как он завтра же подружится с мальчиком, у которого есть собственный мотороллер. И если я разрешаю своей дочери раз в педелю бывать в кино, она тут же назовет мне имена трех своих подружек, которые могут ходить в кино сколько душе угодно, то есть постоянно.

Я размышлял об этом на пляже. Прошлым летом дети, не переставая, расхваливали мне надувную желто-оранжевую лодку своих приятелей, которая просто не давала им покоя.

— Ох, папа! Если бы ты купил нам такую же! Вот было бы здорово!

Казалось, получи они эту игрушку — сбудется их самая заветная мечта и больше они ничего не станут просить у меня.

— На следующий год посмотрим, — пообещал я, — если будете послушными!

Дошло до того, что я начал завидовать отцу, купившему своим детям эту желтую лодку — предмет восхищения всех отдыхающих. Мне тоже захотелось стать отцом, на которого бы поглядывали с завистью, чтобы я в свою очередь мог великодушно предлагать: «Если вашим детям хочется на ней покататься, пожалуйста… Робер и Брижит с удовольствием возьмут их с собой! Ну, конечно, можно! Я просто настаиваю». И мои дети были бы счастливы и осчастливили бы еще других детей.

И главное — я бы сам обрел покой.

И вот наконец! Я совершил это безумие: купил желтую лодку, ту самую модель, о которой мечтали мои дети. Отправившись втроем на пляж (не на тот, где мы отдыхали в прошлом году, мне было бы неловко встретиться с владельцем желтой лодки, здесь же я надеялся быть единственным ее обладателем… и я действительно стал им), мы радостно — что я говорю, — мы своей радостью надули ее. Никогда еще резиновая камера не наполнялась таким весельем. Лишь одну минуту, ту самую минуту, когда мы надували ее, я чувствовал себя идеальным отцом, щедро исполняющим все желания своих детей, удовлетворенным отцом, отцом-приятелем, pater familias[181] спортивного образца[182]. В момент спуска на воду мое блаженство продолжалось. Оно длилось еще два часа. До той самой минуты, когда молодые Фавр-Либеры — отпрыски весьма состоятельных родителей, владельцев консервных заводов — вихрем промчались мимо на своей «моторке» и дружески помахали нам, весьма довольные, что чужая лодка закачалась на поднятых ими волнах. Достаточно было стремительного полета этой вспенившей воду стрелы, как мои дети тут же нашли устаревшей нашу гребную лодку. Пока мы возвращались к берегу, они не могли отвести зачарованного взгляда от болида красного дерева Фавр-Либеров, которым отцовские сардины могли разрешить любую мореходную роскошь. В довершение всех бед они познакомились еще с какими-то юношами, у которых был быстроходный катер.

И я остался один на пляже с этой проклятой надувной лодкой, в то время как Робер и Брижит развлекались на борту тарахтящего метеора. Было ясно, что лодка, о которой они так мечтали, пока у них ее не было, не выдерживала конкуренции с тем, что встретилось им в этом году. Она могла бы сойти в крайнем случае, если б на нее поставить мотор, но вообще-то… Лучше бы, сказали они, загнать ее и купить «Альбатроса», или «Рива», или еще какого-то «Фантома» (они-то хорошо знали какого: «Фантом IV»…). Мне и самому было бы куда интересней… А ведь на этой далеко не уедешь, и главное — она не годится для водных лыж, а что может быть замечательней, чем мчаться на водных лыжах, как это делают Фавр-Либеры или Чернаяны.

— Увидишь, пап! Это будет колоссально!

А пока я старался изо всех сил доказать им, совершая свои длинные одинокие прогулки, спортивные достоинства гребли и преимущества надувной лодки. Несмотря на мое отчаянное сопротивление, однажды они взяли меня на буксир, привязав канатом к болиду Фавр-Либеров. Когда мою лодку сильно накренило, «рожа» у меня была преуморительная… простите… лицо у меня было ужасное… Я в этом не сомневался и потому предпочел вернуться к своим спокойным прогулкам. Действительно, как выглядел я в своем резиновом корыте на фоне золотой молодежи, которая неслась, рассекая волны, со скоростью 60 километров в час, увлекая за собой на лыжах бронзовых от загара аполлонов и нимф? Вчера они опять взялись за свое:

— Слушай, пап! Обязательно надо купить «Альбатроса». Это потрясно! Давай купим!

Как будто мне ничего не стоило выбросить миллион, пусть даже старых франков, на лодку!

— Вы же прекрасно знаете, что отец не может! — сказала Тереза.