Записки Мегрэ. Первое дело Мегрэ. Петерс Латыш

Он уверен, что она рассмеялась нервным смехом, какого раньше он за ней не замечал. После этого он лежал с закрытыми глазами и слушал, как она ходит по комнате, стараясь не создавать ни малейшего шума.

Мог ли он поступить по-другому? Если бы только ему дали подумать. Ему нужен карандаш и бумага. Все равно, какая бумага, да. Спасибо.

Представим, что вот эта линия – улица Шапталь. Она очень короткая. Так… Сейчас около часа ночи, и на улице никого нет…

Хотя нет, кое-кто есть. Дэдэ за рулем своего автомобиля. Заметьте, что Дэдэ не заглушил мотор. На это может быть две причины. Первая – он остановился на несколько минут. Вторая – он собирается быстро уехать. Машину в прохладную погоду – а в апреле ночи еще холодные – не так просто завести.

Только не надо его перебивать! Итак, линия. Этот маленький квадратик – дом Бальтазаров. Он говорит «Бальтазары», потому что это больше похоже на правду, чем «Жандро». Вся эта история, по сути, связана с семейством Бальтазаров, с деньгами Бальтазаров, с трагедией Бальтазаров.

Если машина Дэдэ стоит на этой улице, значит, на то есть причины. Возможно, он привез графа и теперь должен забрать его.

Это очень важно. Не перебивайте… И не нужно ничего класть ему на голову, и совершенно незачем кипятить воду в кухне. Он очень хорошо слышит, как кипит вода. Здесь все время кипятят воду, и это начинает раздражать, потому что мешает думать.

Интересно, Дэдэ всегда сопровождал графа, когда тот отправлялся к Лиз? Вот что важно знать. Если нет, значит, этот визит в час ночи был особенным и имел определенную цель.

Почему мадам Мегрэ расхохоталась? Что смешного он сказал? Неужели она тоже думает, что он развлекался с девицами?

Это Жюстен Минар спал с Жермен. По всей видимости, она вцепилась в него мертвой хваткой и еще долго будет отравлять ему жизнь. А Кармен? Он ее никогда не видел. Он очень многих людей никогда не видел.

Это несправедливо. Когда проводишь конфиденциальное расследование, у тебя должно быть право встречаться со всеми людьми и видеть их обыденную жизнь.

Пусть ему вернут карандаш. Так, этот квадратик – спальня. Спальня Лиз, разумеется. Бог с ней, с мебелью. Мебель рисовать необязательно. С ней можно запутаться. Только ночной столик, поскольку в его ящике или на нем самом лежит револьвер.

А теперь возможны разные варианты. Лиз была в кровати или еще нет? Ждала она графа или не ждала? Если она уже легла спать, значит, предварительно вынула револьвер из ящика стола.

Не надо давить ему на голову, черт возьми! Совершенно невозможно думать, когда вам давят на голову такой тяжестью.

Как, уже рассвело? Кто это? В комнате какой-то человек, маленький и лысый, он его знает, но не может вспомнить имя. Мадам Мегрэ разговаривает шепотом. Ему в рот засовывают что-то холодное.

Смилуйтесь, господа! Сейчас ему предстоит давать показания в суде, и если он начнет мямлить, Лиз Жандро рассмеется и скажет, что он ничего в этом не понимает, поскольку не является членом клуба Оша.

Нужно сосредоточиться на квадратике. Маленький кружок – это Лиз, ведь в семье только женщины наследуют характер старика Бальтазара, бирюка с авеню дю Буа. Это его собственное мнение, а он, похоже, в этом разбирался.

Тогда почему она бросается к окну, распахивает его и зовет на помощь?

Подождите, месье комиссар… Не забывайте о флейтисте Минаре, потому что он вмешивается в ход событий…

Никто не успевает выйти из дома, когда Минар звонит в дверь. Пока он разговаривает с Луи, с лестницы раздается мужской голос:

«Поторопитесь, Луи!»

И автомобиль Дэдэ трогается с места. Внимание! Он не уезжает совсем. Он объезжает квартал и возвращается. Значит, Дэдэ действительно кого-то ждет.

Когда он вернулся, то просто двигался по улице и наблюдал? Или все же остановился? Сел ли в машину человек, которого он ждал?

Черт побери, его оставят сегодня в покое? Он не хочет больше пить. Хватит уже. Он работает. Вы слышите? Я ра-бо-таю!

Я вос-ста-нав-ли-ваю ход событий!

Ему жарко. Он вырывается. Он не позволит насмехаться над собой. Никому, даже своей жене! Обидно до слез. Ему действительно хочется плакать. Совсем необязательно его так унижать. Если он сидит на тротуаре, это еще не значит, что его следует презирать и высмеивать все, что он говорит.

Ему больше не поручат никаких дел. И это-то давать не хотели. А разве он виноват, что для того, чтобы узнать людей лучше, приходится иногда пить вместе с ними?

– Жюль…

Он отрицательно мотает головой.

– Жюль! Просыпайся…

Чтобы проучить их, он не будет открывать глаза. Он стискивает зубы. У него должен быть суровый вид.

– Жюль, это…

И другой голос произносит:

– Ну что, мой дорогой Мегрэ?

Он забывает о своей клятве. Попытка вынырнуть из забытья похожа на удар головой о потолок, и он машинально подносит руку к голове, наткнувшись на плотную повязку.

– Простите, господин комиссар…

– Это вы меня простите, что разбудил вас.

– Я не спал.

Его жена улыбается и подает из-за спины месье Ле Брета знаки, которых он не понимает.

– Который час?

– Половина одиннадцатого. По прибытии в комиссариат я узнал о происшедшем.