– Они составили рапорт?
Рапорт о нем! Это было унизительно. Он сам обычно составляет рапорты и прекрасно знает, как это делается:
И дальше:
Комиссар был бодр и свеж, весь в жемчужно-сером с головы до пят, с цветком в петлице. До Мегрэ донесся легкий аромат утреннего портвейна.
– Полиция Северного вокзала успела арестовать их в последнюю минуту.
Надо же! А он о них почти забыл! Ему хочется сказать словами флейтиста: «Это не имеет значения».
Потому что это правда. Главные здесь не Дэдэ, не Люсиль, не, тем более, боксер, который ударил его «тупым предметом по голове», как наверняка указано в рапорте.
Ему неловко лежать в постели перед своим шефом, и он спускает одну ногу с кровати, собираясь встать.
– Нет-нет, лежите.
– Уверяю вас, я прекрасно себя чувствую.
– Врач тоже так считает. И все же вам следует несколько дней отдохнуть.
– Ни за что!
Он понял, что у него попросту хотят забрать дело. Нет, он этого не позволит!
– Успокойтесь, Мегрэ.
– Я спокоен, абсолютно спокоен. И я знаю, что говорю. Я вполне способен передвигаться и выходить на улицу.
– Торопиться ни к чему. Мне понятно ваше нетерпение, но не волнуйтесь, по вашему расследованию будет сделано все, что вы сочтете нужным.
Ле Брет сказал «по
– Не смущайтесь. Мой муж курит трубку с утра до вечера, даже в постели.
– Кстати, дай-ка мне трубку.
– Думаешь, стоит?
– Разве доктор говорил, что мне нельзя курить?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
Она сложила на туалетном столике все, что нашла в его карманах. Набив трубку, она протянула ее Мегрэ вместе со спичкой.
– Я вас оставлю, – говорит мадам Мегрэ, направляясь на кухню.
Мегрэ очень хочется вспомнить все, о чем он думал этой ночью. Но в голове – лишь смутные обрывки воспоминаний, и при этом он сознает, что подошел совсем близко к разгадке. Максим Ле Брет сидит на стуле с озабоченным видом. Он становится еще более озабоченным, когда его секретарь медленно произносит между двумя затяжками:
– Граф д’Ансеваль мертв.
– Вы уверены?
– У меня нет доказательств, но я готов в этом поклясться.
– Как он умер?
– Это он получил пулю из револьвера.
– На улице Шапталь?
Мегрэ молча кивнул.
– Вы полагаете, что это Ришар Жандро?..
Вопрос слишком конкретный. Мегрэ пока не готов на него ответить. Он вспоминает о своем квадратике с маленькими крестиками.
– На ночном столике или в его ящике лежал револьвер. Лиз Жандро звала на помощь в окно. Затем ее дернули назад, и раздался выстрел.
– И при чем здесь Дэдэ?
– Он был на улице, за рулем «Дион-Бутона».
– Он признался?
– Это необязательно.
– А женщина?
– Любовница графа, которого все называют просто Бобом. Впрочем, вы это знаете не хуже меня.
Мегрэ очень хотел бы избавиться от этого нелепого тюрбана на голове.
– Где они сейчас? – спросил он в свою очередь.
– Их пока поместили в камеру предварительного заключения.
– Что значит – «пока»?
– На данный момент им инкриминируют только вооруженное нападение на улице. Думаю, им также можно будет предъявить обвинение в ограблении.
– Почему?
– Дэдэ имел при себе сорок девять тысяч франков наличными.
– Он их не украл.
Комиссар, должно быть, догадался, что имеет в виду Мегрэ, поскольку помрачнел еще больше.
– Вы хотите сказать, что ему их дали?
– Да.
– Чтобы он молчал?
– Да. Дэдэ нигде не появлялся весь вчерашний день. Когда он вновь вынырнул на поверхность, если можно так выразиться, он просто сгорал от нетерпения потратить часть денег, распиравших его карманы. В то время как Люсиль оплакивала смерть своего любовника, он отмечал свою нежданную удачу. Я был с ними.
Бедный Ле Брет! Он никак не может освоиться с переменами, происшедшими с Мегрэ. Так обычно бывает с родителями, которые привыкли обращаться со своим ребенком как с маленьким и вдруг видят перед собой взрослого человека с собственными суждениями.
А может… При взгляде на комиссара у Мегрэ начинает зарождаться смутное подозрение, которое постепенно превращается в уверенность.
Ему поручили это дело только потому, что знали (или, по крайней мере, надеялись), что он ничего не раскопает!
События развивались следующим образом. Месье Ле Брет-Курсель, светский лев, совершенно не хотел, чтобы был нанесен какой-либо вред другому светскому льву, его товарищу по клубу, а также близкой подруге его жены, наследнице дела Бальтазаров.
Проклятый флейтист, кто его просил совать нос не в свое дело!
Разве то, что происходит в высших сферах, в частном особняке на улице Шапталь, должно касаться журналистов, прохожих и даже присяжных, которые в большинстве своем – мелкие лавочники или служащие банков?